ВЕРХОВНЫЙ СУД РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ОБЗОР
ПРАКТИКИ МЕЖГОСУДАРСТВЕННЫХ ОРГАНОВ ПО ЗАЩИТЕ ПРАВ
И ОСНОВНЫХ СВОБОД ЧЕЛОВЕКА N 4 (2020)
В силу пункта 10 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 г. N 5 "О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации" "толкование международного договора должно осуществляться в соответствии с Венской конвенцией о праве международных договоров от 23 мая 1969 г. (раздел 3; статьи 3 - 33). Согласно пункту "b" части 3 статьи 31 Венской конвенции при толковании международного договора наряду с его контекстом должна учитываться последующая практика применения договора, которая устанавливает соглашение участников относительно его толкования".
В целях эффективной защиты прав и свобод человека судам необходимо при рассмотрении административных, гражданских дел, дел по разрешению экономических споров, уголовных и иных дел учитывать правовые позиции, сформулированные межгосударственными органами по защите прав и свобод человека < 1 > .
< 1 > В рамках настоящего обзора понятие "межгосударственные органы по защите прав и основных свобод человека" охватывает международные договорные органы ООН, действующие в сфере защиты прав и свобод человека, а также Европейский Суд по правам человека.
В сфере административно-правовых отношений
условия содержания в местах лишения свободы
практика Европейского Суда по правам человека
В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по правам человека (далее - также Европейский Суд, Суд) по жалобе N 39619/09 "Ишевский и другие против Российской Федерации" и по 9 другим жалобам (вынесено и вступило в силу 4 февраля 2020 г.), которым установлено нарушение в отношении одного из заявителей статьи 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. < 2 > в связи с ненадлежащими условиями его содержания в исправительном учреждении из-за недостатка личного пространства.
< 2 > Далее - Конвенция.
практика Комитета ООН по правам человека < 3 >
< 3 > Комитет ООН по правам человека действует на основании Международного пакта о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г. (далее - Пакт) и Факультативного протокола к указанному Пакту.
Российская Федерация является участником этих международных договоров и в качестве государства - продолжателя Союза ССР признает компетенцию Комитета получать и рассматривать сообщения лиц, находящихся под ее юрисдикцией, которые утверждают, что они являются жертвами нарушения положений Пакта.
См. нижеприведенные Соображения Комитета по правам человека от 28 октября 2019 г. по делу Зинаида Мухортова против Республики Казахстан. Сообщение N 2920/2016 < 4 > . Комитет по правам человека пришел к выводу - недобровольные задержания и госпитализация автора в общей сложности более чем на 15 месяцев и применение к ней лечения, несмотря на ее возражения, с учетом того, что она не представляла опасности причинения вреда себе или другим лицам, равносильны бесчеловечному и унижающему достоинство обращению и наказанию по смыслу статьи 7 Пакта.
< 4 > Автор утверждала, что ее принудительная госпитализация и трехкратное задержание для помещения в психиатрическую больницу (12 января 2011 г., 12 декабря 2011 г. и 9 августа 2013 г.) являлись нарушением ее прав по статьям 7, 9 Пакта.
право на свободу и личную неприкосновенность
практика Комитета ООН по правам человека
См. нижеприведенные Соображения Комитета по правам человека от 28 октября 2019 г. по делу Зинаида Мухортова против Республики Казахстан. Сообщение N 2920/2016 < 5 > . Комитет пришел к выводу о том, что помещение автора в психиатрическую больницу в период с 12 января по 22 сентября 2011 г., с 12 по 29 декабря 2011 г. и с 9 августа по 1 ноября 2013 г., а также ее помещение туда на срок, составляющий в общей сложности более 15 месяцев, было произвольным в нарушение статьи 9 Пакта.
< 5 > См.: подраздел "Вопросы госпитализации гражданина в медицинскую организацию, оказывающую психиатрическую помощь в стационарных условиях, в недобровольном порядке" раздела "В сфере административно-правовых отношений".
право на уважение семейной жизни
практика Европейского Суда по правам человека
См. нижеприведенное постановление Европейского Суда по жалобе N 35061/04 "Абдулкадыров и Дахтаев против Российской Федерации" (вынесено 10 июля 2018 г. и вступило в силу 3 декабря 2018 г.) < 6 > , которым установлено нарушение статьи 8 Конвенции в связи с тем, что помещение заявителей в отдаленные исправительные учреждения для отбывания наказания нарушило их право на уважение семейной жизни ввиду отсутствия практической возможности у членов семей посещать их в этих учреждениях.
< 6 > См.: подраздел "Запрет пыток, иного недопустимого обращения" раздела "В сфере уголовных и уголовно-процессуальных отношений".
вопросы неисполнения (несвоевременного исполнения)
судебных актов
практика Европейского Суда по правам человека
В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по жалобе N 9157/04 "Смирнова против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 15 октября 2019 г.), которым установлено нарушение статьи 6 Конвенции вследствие продолжительного неисполнения решения, вынесенного в отношении государства, а также в результате неоказания содействия заявительнице в исполнении решения суда, вынесенного в отношении частной стороны.
Как усматривалось из текста постановления, одно из судебных решений было принято в отношении муниципальной службы социального обеспечения, а второе - в отношении частной компании М. (пункт 11 постановления).
Европейский Суд обратил внимание на то, что "[в] ситуациях, когда стороной, обязанной произвести выплату, является [г]осударство, неизменная позиция Европейского Суда заключается в том, что судебное постановление должно быть исполнено в полном объеме, практически безоговорочно и без необоснованной задержки... В отличие от весомого обязательства Высокой договаривающейся стороны по... соблюдению постановлений, вынесенных в ее отношении, в рамках исполнения вступившего в силу и обязательного судебного решения в отношении частной стороны обязательства государства ограничены предоставлением кредитору необходимой юридической помощи и обеспечением эффективного функционирования соответствующей процедуры" (пункт 12 постановления).
Принимая во внимание имеющиеся материалы и заявления сторон, Европейский Суд посчитал, что "а) имело место нарушение статьи 6 Конвенции по причине продолжительного неисполнения решения..., вынесенного... [в отношении муниципальной службы социального обеспечения], и б) имело место нарушение статьи 6 Конвенции ввиду неоказания заявительнице содействия в исполнении решения от 1 декабря 2003 г., вынесенного... в отношении частной стороны" (пункт 13 постановления).
В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по жалобе N 5489/10 "Юнусова против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 28 января 2020 г.), которым установлено нарушение статьи 6 Конвенции ввиду неисполнения судебных решений, вынесенных в пользу заявительницы.
При определении того, были ли решения районного суда исполнены, Суд опирался на выводы внутригосударственных органов власти, поскольку его роль в этом вопросе является, по сути, субсидиарной. В этой связи Суд отметил, что 24 июля 2017 г. служба судебных приставов признала факт неисполнения решений суда (пункт 25 постановления).
Суд неоднократно устанавливал нарушения пункта 1 статьи 6 Конвенции в отношении вопросов, аналогичных тем, которые были затронуты в настоящем деле < 7 > . Следовательно, он установил нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в связи с неисполнением судебных решений, вынесенных в пользу заявительницы.
< 7 > 15 сентября 2006 г. и 7 мая 2007 г. двумя отдельными решениями районный суд возложил на МУ "Городское жилищное управление - Управляющая компания в жилищно-коммунальном хозяйстве..." обязанность по выполнению определенных работ в доме, в котором проживала заявительница, и прилегающей к нему территории.
Что касается эффективных средств правовой защиты, то Суд отметил "наличие нового внутригосударственного средства правовой защиты в отношении неисполнения постановлений национальных судебных органов, возлагающих на российские органы власти обязательства имущественного или неимущественного характера, введенного в ответ на пилотное постановление по делу "Герасимов и другие против Российской Федерации".... Федеральным законом N 450-ФЗ, вносящим изменение в Закон о компенсации 2010 года < 8 > " (пункт 28 постановления).
< 8 > Речь идет о Федеральном законе от 19 декабря 2016 г. N 450-ФЗ "О внесении изменений в Федеральный закон "О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок" в части присуждения компенсации за нарушение права на исполнение в разумный срок судебного акта, предусматривающего исполнение государством требований имущественного и (или) неимущественного характера".
В свете создания нового внутригосударственного средства правовой защиты, Суд, как и в ранее вынесенных постановлениях, не увидел необходимости в отдельном рассмотрении вопроса о приемлемости жалобы и существа жалобы заявительницы на нарушение статьи 13 Конвенции.
вопросы госпитализации гражданина в медицинскую
организацию, оказывающую психиатрическую помощь
в стационарных условиях, в недобровольном порядке
практика Комитета ООН по правам человека
Зинаида Мухортова против Республики Казахстан. Соображения Комитета по правам человека от 28 октября 2019 г. по делу Сообщение N 2920/2016 < 9 > .
< 9 > Автор утверждала, что ее принудительная госпитализация и трехкратное задержание для помещения в психиатрическую больницу (12 января 2011 г., 12 декабря 2011 г. и 9 августа 2013 г.) являлись нарушением ее прав по статьям 7, 9 Пакта.
Правовые позиции Комитета: помещение в психиатрическое учреждение и проведение лечения в нем против воли пациента представляет собой одну из форм лишения свободы и подпадает под сферу действия положений статьи 9 Пакта < 10 > ... [В] пункте 1 статьи 9 содержится требование, согласно которому лишение свободы не должно быть произвольным и должно осуществляться при уважении верховенства права. Во втором предложении пункта 1 [статьи 9 Пакта] установлен запрет на произвольный арест или произвольное содержание под стражей, в третьем - на незаконное лишение свободы, т.е. лишение свободы иначе, как на таких основаниях и в соответствии с такой процедурой, которые установлены законом. Эти два запрета накладываются в том смысле, что аресты и содержание под стражей могут быть как произвольными, так и незаконными < 11 > . Комитет напоминает о том, что понятие "произвольность" не следует приравнивать к понятию "противозаконность", а следует истолковывать более широко, включая в него элементы неприемлемости, несправедливости, непредсказуемости и несоблюдения процессуальных гарантий < 12 > (пункт 7.3 Соображений).
< 10 > Например, см. A. v. New Zealand (CCPR/C/66/D/754/1997), para. 7.2; и Фиялковска против Польши (CCPR/C/84/D/1061/2002), пункт 8.2.
< 11 > См.: Замечание Комитета общего порядка N 35 (2014) о свободе и личной неприкосновенности, пункты 10 - 11.
< 12 > Там же, пункт 12. См, например: М.Дж.К. против Австралии (CCPR/C/113/D/1875/2009), пункт 11.5.
[Поскольку] государства могут считать психическое здоровье отдельного лица нарушенным до такой степени, что для избежания ущерба этому лицу или другим принятие постановления о принудительной госпитализации является неизбежным < 13 > , Комитет считает - недобровольная госпитализация может применяться лишь в качестве крайней меры и в течение как можно более короткого... периода времени, и должна подкрепляться надлежащими процессуальными и материальными гарантиями, установленными законом < 14 > . Процедуры должны обеспечивать уважение мнений лица, а также обеспечивать, чтобы любые его представители действительно представляли и защищали чаяния и интересы данного лица < 15 > (пункт 7.4 Соображений).
< 13 > См.: Фиялковска против Польши, пункт 8.3.
< 14 > См.: Замечание общего порядка N 35, пункт 19. См. также: Фиялковска против Польши, пункт 8.3.
< 15 > См.: Замечание общего порядка N 35, пункт 19; CCPR/C/CZE/CO/2, пункт 14. См. также: Комитет по правам ребенка, Замечание общего порядка N 9 (2006) о правах детей-инвалидов, пункт 48.
Комитет отмечает, что, хотя право на личную свободу не абсолютно < 16 > , задержание является столь серьезной мерой, что эта мера оправдана только тогда, когда другие, менее жесткие меры были рассмотрены и признаны недостаточными для защиты личных или общественных интересов, для чего может потребоваться содержание под стражей соответствующего лица < 17 > (пункт 7.14 Соображений).
< 16 > См.: Замечание общего порядка N 35, пункт 10.
< 17 > См.: Т.В. и А.Г. против Узбекистана, пункт 7.8.
Комитет подчеркивает, что, хотя принудительная госпитализация может применяться в качестве крайней меры и в ряде случаев может быть оправдана для целей защиты жизни и здоровья человека, незаконное и произвольное помещение в больничный стационар может стать причиной психических и физических страданий и, следовательно, представлять собой бесчеловечное и унижающее достоинство обращение или наказание по смыслу статьи 7 Пакта (пункт 7.15 Соображений).
Оценка Комитетом фактических обстоятельств дела: государство-участник не представило достаточных доказательств, которые бы подтверждали - недобровольная госпитализация была необходима и служила цели защиты автора от серьезного вреда или недопущения причинения вреда другим. Он также отметил, что, даже если диагноз, поставленный государством-участником автору сообщения, был принят, существование умственной и психосоциальной инвалидности само по себе не может служить оправданием для лишения свободы. Напротив, любое лишение свободы в государствах-участниках, которые прибегают к принудительной госпитализации, должно быть необходимым и соразмерным для цели защиты данного лица от серьезного ущерба или предотвращения нанесения ущерба другим лицам < 18 > (пункт 7.13 Соображений).
< 18 > См.: Т.В. и А.Г. против Узбекистана (CCPR/C/116/D/2044/2011), пункт 7.7; Фиялковска против Польши, пункт 8.3; Фардон против Австралии (CCPR/C/98/D/1629/2007), пункт 7.3. См. также: CCPR/C/RUS/CO/6, пункт 19; Конвенцию о правах инвалидов, пункт 1 b) статьи 14.
Комитет подчеркнул следующее - информация и доказательства, представленные сторонами, не свидетельств[овали] о том, что автор представляла угрозу для себя или для других лиц. Кроме того, Комитет выразил обеспокоенность тем, что автор несколько раз помещалась в психиатрическую больницу несмотря на то, что она не представляла никакой опасности для себя или других лиц, и что, хотя этот факт был установлен решением городского суда от 26 июля 2012 г., автор была вновь принудительно госпитализирована. По этим причинам < 19 > Комитет посчитал - помещение автора в психиатрическую больницу в период с 12 января по 22 сентября 2011 г., с 12 по 29 декабря 2011 г. и с 9 августа по 1 ноября 2013 г., а также ее помещение туда на срок, составляющий в общей сложности более 15 месяцев, было произвольным в соответствии со статьей 9 Пакта (пункт 7.14 Соображений).
< 19 > Как было отмечено выше, "...хотя право на личную свободу не абсолютно [См.: Замечание общего порядка N 35, пункт 10], задержание является столь серьезной мерой, что эта мера оправдана только тогда, когда другие, менее жесткие меры были рассмотрены и признаны недостаточными для защиты личных или общественных интересов, для чего может потребоваться содержание под стражей соответствующего лица [Т.В. и А.Г. против Узбекистана, пункт 7.8]" (пункт 7.14 Соображений).
Комитет вновь повторил свой вывод о том, что три принудительных направления автора в психиатрические больницы (12 января 2011 г., 12 декабря 2011 г. и 9 августа 2013 г.) явились результатом произвольных решений и не имели надлежащего медицинского обоснования. На основе имеющейся информации Комитет.... пришел к выводу - неоднократное вынесение решений о помещении автора в психиатрические больницы, сопровождавшиеся ее задержанием в месте жительства, причинили ей сильные переживания и душевные страдания, в том числе по причине постоянного страха за свое здоровье и свободу < 20 > (пункт 7.16 Соображений).
< 20 > Там же, пункт 7.12.
Комитет посчитал, что в данном случае недобровольные задержания и госпитализация автора в общей сложности более чем на 15 месяцев и применение к ней лечения, несмотря на ее возражения, с учетом того, что она не представляла опасности причинения вреда себе или другим лицам, равносильны бесчеловечному и унижающему достоинство обращению и наказанию по смыслу статьи 7 Пакта (пункт 7.15 Соображений).
Выводы Комитета: представленная информация свидетельствует о нарушении государством-участником статей 7 и 9 Пакта (пункт 8 Соображений).
В сфере гражданско-правовых отношений
вопросы присуждения компенсации (возмещения ущерба)
за допущенные нарушения прав и свобод человека.
Определение размера такой компенсации
практика Европейского Суда по правам человека
В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по жалобе N 62798/09 "Артур Иванов против Российской Федерации" (вынесено 5 июня 2018 г., вступило в силу 5 сентября 2018 г.), которым установлено - имело место нарушение статьи 3 Конвенции в результате бесчеловечного и унижающего достоинство обращения с заявителем в милиции, а также, что отсутствовало нарушение статьи 13 Конвенции во взаимосвязи со статьей 3 Конвенции.
Заявитель жаловался, что низкая сумма компенсации, присужденная ему в рамках гражданского судопроизводства, не обеспечила ему надлежащее возмещение за нарушение его права не подвергаться обращению, запрещенному статьей 3 Конвенции.
Суд повторил, что "в делах о преднамеренном жестоком обращении со стороны должностных лиц государства в нарушение статьи 3 [Конвенции], в дополнение к подтверждению насильственных действий, для обеспечения достаточного возмещения необходимо соблюдение двух условий. Во-первых, органы государственной власти должны провести тщательное и эффективное расследование, которое может привести к установлению личности виновных лиц и привлечению их к ответственности. Во-вторых, необходимо присуждение заявителю компенсации в тех случаях, когда оно является целесообразным или, по крайней мере, у заявителя должна иметься возможность добиться и получить компенсацию ущерба, причиненного в результате жестокого обращения" (пункт 27 постановления).
Что касается первого условия, то Суд установил, что "расследование факта жестокого обращения с заявителем было проведено в рамках уголовного дела, возбужденного в отношении соответствующего сотрудника милиции. Уголовное производство закончилось осуждением сотрудника милиции. Он был приговорен к трем годам лишения свободы и ему было запрещено занимать официальную должность в течение двух лет. Заявитель считал, что данное наказание было надлежащим" (пункт 28 постановления).
Вместе с тем разногласие сторон возникли относительно второго условия. Поэтому перед Судом стоял вопрос, может ли заявитель, с учетом компенсации, полученной им на национальном уровне, все еще требовать признания его потерпевшим вследствие нарушения статьи 3 Конвенции.
Суд повторил, что "в случае нарушения статей 2 и 3 Конвенции, которые включают в себя фундаментальные положения Конвенции, компенсация морального ущерба, нанесенного заявителю вследствие данного нарушения, должна в принципе быть частью диапазона имеющихся средств правовой защиты... Вопрос о том, получил ли заявитель компенсацию, сопоставимую со справедливой компенсацией, предусмотренной статьей 3 Конвенции... за ущерб, причиненный в результате [недопустимого] обращения,... важен при определении того, было ли [компенсировано] предполагаемое нарушение Конвенции" (пункт 30 постановления).
"...Суд неоднократно подтверждал, что признание нарушения не является достаточной справедливой компенсацией в случаях жестокого обращения с лицами со стороны сотрудников милиции или других представителей государства. Факторы, которые являются значимыми при определении уровня компенсации согласно статье 41 Конвенции в таких делах, включают серьезность нарушения статьи 3 [Конвенции] и вред, причиненный потерпевшему. Хотя допустимо, что национальное средство правовой защиты, в иных обстоятельствах отвечающее требованиям "эффективного средства правовой защиты", могло привести к компенсации более низкой, чем присуждает Европейский Суд, такая компенсация однако не должна быть необоснованной в сравнении с суммами, присуждаемыми Судом в аналогичных делах" (пункт 31 постановления).
Суд обратил внимание: "заявителю была присуждена компенсация в размере 20 000 рублей, что эквивалентно примерно 440 евро. Принимая во внимание тот факт, что данное дело не каса[лось] отсутствия эффективного расследования, Суд отме[тил], что сумма, присужденная заявителю, все же намного меньше 5% от суммы, обычно назначаемой в сопоставимых делах по России < 21 > ..... Национальные суды не представили какого-либо объяснения относительно размера присужденной суммы, лишь сославшись вкратце на [решение] по уголовному [делу], в котором ущерб здоровью заявителя был квалифицирован как незначительный, на основании расстройства здоровья, длившегося от шести до двадцать одного дня. Это упоминание само по себе оказ[ало] ограниченную помощь, в особенности, учитывая серьезное наказание, которое получил сотрудник милиции М. по уголовному делу < 22 > " (пункт 32 постановления).
< 21 > См.: постановление Европейского Суда от 6 октября 2015 г. по делу "Горщук против Российской Федерации" (Gorshchuk v. Russia), жалоба N 31316/09 (присуждено 17 000 евро согласно статье 41 Конвенции); постановление Европейского Суда от 6 октября 2015 г. по делу "Турбылев против Российской Федерации" (Turbylev v. Russia), жалоба N 4722/09 (20 000 евро); постановление Европейского Суда от 11 апреля 2017 г. по делу "Моргунов против Российской Федерации" (Morgunov v. Russia), жалоба N 32546/08 (20 тыс. евро); постановление Европейского Суда от 2 мая 2017 г. по делу "Кондаков против Российской Федерации" (Kondakov v. Russia), жалоба N 31632/10 (20 тыс. евро); и постановление Европейского Суда от 2 мая 2017 г. по делу "Ситников против Российской Федерации" (Sitnikov v. Russia), жалоба N 14769/09 (20 тыс. евро).
< 22 > "Сотрудник М. был осужден по статье 286, часть 3(а) Уголовного кодекса (превышение должностных полномочий с применением насилия) и приговорен к трем годам лишения свободы и лишению права в течение двух лет занимать официальную должность" (пункт 9 постановления).
Суд пришел к выводу - компенсация, присужденная заявителю национальными судами, не являлась достаточным возмещением. Следовательно, заявитель все еще вправе был требовать признания его потерпевшим вследствие нарушения его прав согласно статье 3 Конвенции.
Заявитель также жаловался на нарушение статьи 13 Конвенции в совокупности со статьей 3 Конвенции вследствие малой суммы компенсации, присужденной ему в ходе гражданского судопроизводства.
Поскольку заявитель жаловался на то, что не располагал эффективным средством правовой защиты в области гражданского права в отношении его утверждений о жестоком обращении с ним в милиции, Суд напомнил: "статья 13 Конвенции гарантирует доступность на национальном уровне средства правовой защиты, способствующего осуществлению сути гарантированных Конвенцией прав и свобод, в какой бы форме они ни были закреплены в национальном правовом порядке. Применение статьи 13, таким образом, требует обеспечения внутригосударственного средства правовой защиты для рассмотрения сути "небезосновательной жалобы" согласно Конвенции и предоставления соответствующей судебной защиты, несмотря на то, что странам-участницам предоставляется некоторая свобода действий в части способа соответствия их обязательствам по Конвенции по данному условию. Объем обязательства, предусмотренного статьей 13, также варьируется в зависимости от характера жалобы заявителя на нарушение Конвенции. Тем не менее средство правовой защиты, требуемое по статье 13, должно быть "эффективным" на практике, а также по закону... "Эффективность" "средства правовой защиты" по смыслу статьи 13 не зависит от уверенности в благоприятном исходе дела для заявителя" (пункт 37 постановления).
Суд отметил: российское законодательство позволяло заявителю подать гражданский иск с требованием выплаты компенсации морального вреда в результате жестокого обращения. Тот факт, что его иск был удовлетворен лишь частично, сам по себе не является достаточным, чтобы считать данное средство правовой защиты неэффективным в значении статьи 13 Конвенции. Соответственно, по настоящему делу не было допущено нарушения статьи 13 Конвенции в совокупности со статьей 3 Конвенции.
В Верховный Суд Российской Федерации поступили неофициальные переводы постановлений Европейского Суда по жалобам, по результатам рассмотрения которых также было установлено, в том числе и отсутствие нарушения статьи 13 Конвенции, поскольку, по мнению Суда, тот факт, что иск заявителя о возмещении ущерба, причиненного ему вследствие жестокого с ним обращения, был удовлетворен лишь частично, сам по себе не является достаточным, чтобы считать данное средство правовой защиты неэффективным в значении указанной статьи Конвенции:
N 17459/13 "Крютченко против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 26 июня 2018 г.);
N 46248/07 "Шестопалов против Российской Федерации" (вынесен 28 марта 2017 г., вступило в силу 28 июня 2017 г.).
См. также нижеприведенные:
- постановление Европейского Суда по жалобе N 29729/09 "Хайруллина против Российской Федерации" (вынесено 19 декабря 2017 г., вступило в силу 19 марта 2018 г.) < 23 > , в соответствии с которым установлено, в том числе, нарушение пунктов 5 статьи 5 Конвенции ввиду отказа суда в рассмотрении требований заявительницы о компенсации по факту произвольного доставления ее мужа в отделение полиции и заключения его под стражу;
< 23 > См.: подраздел "Право на жизнь" раздела "В сфере уголовных и уголовно-процессуальных отношений".
- Мнение Комитета ООН по ликвидации расовой дискриминации по делу С.А. против Дании < 24 > , где было установлено нарушение статьи 6 Конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации от 21 декабря 1965 г. в связи с незначительной (неадекватной) суммой компенсации вреда, которая была определена властями Дании за акт расовой дискриминации, осуществленный в отношении заявителя.
< 24 > См.: подраздел "Запрет дискриминации" раздела "В сфере социально-трудовых правоотношений".
В сфере административного судопроизводства
право на доступ к суду
практика Комитета ООН по правам человека
Анатолий Букас против Республики Беларусь. Соображения Комитета по правам человека от 5 июля 2019 г. Сообщение N 2315/2013 < 25 > .
< 25 > Автор утверждал, что отказ Верховного Суда Республики Беларусь принять его жалобу нарушает его права, предусмотренные пунктом 1 статьи 14 Пакта. Автор обратил внимание на то, что статьи 335 и 341 - 343 Гражданского процессуального кодекса Республики Беларусь и пункт 16 статьи 68 Избирательного кодекса Республики Беларусь наделяют Верховный Суд полномочиями по пересмотру решений Центральной комиссии по выборам. Вместе с тем он заявил, что процедура обжалования, предусмотренная действующим Избирательным кодексом, охватывает отказ в регистрации кандидата, но не отмену регистрации.
Правовые позиции Комитета: право на справедливое и публичное разбирательство дела компетентным, независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона, гарантируется согласно второму предложению пункта 1 статьи 14 [Пакта], при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявляемого лицам, или, что актуально для настоящего сообщения, при определении их прав и обязанностей в каком-либо гражданском процессе. Комитет напоминает о том, что, когда права и обязанности определяются в каком-либо гражданском процессе, это должно иметь место по меньшей мере на одной из стадий разбирательства, проводимого судом в рамках сферы охвата второго предложения пункта 1 статьи 14. Невыполнение государством-участником обязательства по обеспечению доступа к такому суду в конкретных случаях представляло бы собой нарушение статьи 14, если такие ограничения не основывались бы на внутреннем законодательстве и/или не были бы необходимыми для преследования такой законной цели, как надлежащее отправление правосудия (пункт 6.2 Соображений).
Оценка Комитетом фактических обстоятельств дела: Комитет принял к сведению утверждение автора о том, что, отказавшись рассмотреть его жалобу, в которой оспаривалось решение Центральной комиссии по выборам [по вопросу отмены регистрации автора сообщения], Верховный Суд [Республики Беларусь] нарушил его право на доступ к судам, предусмотренное пунктом 1 статьи 14 Пакта (пункт 6.2 Соображений). < 26 >
< 26 > 30 августа 2012 г. Центральная комиссия по выборам отклонила жалобу автора. Автор обжаловал решение окружной избирательной комиссии и постановление Центральной комиссии по выборам в Верховном Суде. Верховный Суд отказал в возбуждении дела по жалобе автора, заявив, что Избирательный кодекс предусматривает процедуру обжалования решения об отказе в регистрации, но не предусматривает процедуры обжалования решения об отмене регистрации.
[Г]осударство-участник не представило письменных комментариев для разъяснения того, является ли отказ предоставить доступ к суду в рамках сферы охвата второго предложения пункта 1 статьи 14 - даже если такой порядок действий основан на внутреннем законодательстве - необходимым для достижения законной цели (пункт 6.3 Соображений).
Выводы Комитета: государство-участник нарушило права автора, предусмотренные пунктом 1 статьи 14 Пакта (пункт 7 Соображений).
В сфере социально-трудовых правоотношений
запрет дискриминации
практика Комитета ООН по ликвидации
расовой дискриминации < 27 >
< 27 > Комитет ООН по ликвидации расовой дискриминации действует на основании Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации от 21 декабря 1965 г. Российская Федерация является участником Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации, а также признает компетенцию Комитета на получение индивидуальных сообщений получать и рассматривать сообщения лиц, находящихся под ее юрисдикцией, которые утверждают, что они являются жертвами нарушения положений Конвенции.
С.А. против Дании. Мнение Комитета по ликвидации расовой дискриминации от 13 декабря 2018 г. Сообщение N 58/2016 < 28 > .
< 28 > Заявитель утверждал, что являлся жертвой нарушения Данией статей 2 (1) c), 5 и 6 Конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации. Он отметил, что, рассматривая его в качестве лица, не являющегося датским гражданином, власти государства-участника отказали ему во всех его правах гражданина, включая право на проживание, право на участие в голосовании и право на карточку медицинского страхования. Кроме того, угроза утраты этих прав, в частности, права на жительство, причинила заявителю серьезный психологический ущерб. Он подчеркнул, что, поскольку он подвергся дискриминационному обращению со стороны муниципалитета Ольборга, ему пришлось принимать антидепрессанты, и он больше не может работать.
Правовые позиции Комитета: в соответствии с практикой [Комитета] требование жертвы о компенсации должно рассматриваться во всех случаях, включая случаи, когда не было причинено никакого телесного повреждения, но когда жертва подверглась унижению, диффамации или другому посягательству на ее репутацию и чувство собственного достоинства. Комитет напоминает, что в соответствии со статьей 6 Конвенции ООН по ликвидации расовой дискриминации государства-участники обеспечивают каждому человеку, на которого распространяется их юрисдикция, эффективную защиту и средства защиты через компетентные национальные суды и другие государственные институты в случае любых актов расовой дискриминации, посягающих, в нарушение Конвенции ООН по ликвидации расовой дискриминации, на его права человека и основные свободы, а также права предъявлять в эти суды иск о справедливом и адекватном возмещении или удовлетворении за любой ущерб, причиненный в результате такой дискриминации. Комитет напоминает, что в соответствии с резолюцией 60/147 Генеральной Ассамблеи [ООН] < 29 > , в которой содержится ссылка на статью 6 Конвенции ООН по ликвидации расовой дискриминации, полное и эффективное возмещение включает следующие формы: реституцию, компенсацию, реабилитацию, сатисфакцию и гарантии неповторения случившегося. Комитет отмечает, что реституция направлена на восстановление первоначального положения жертвы, существовавшее до совершения нарушения; компенсацию следует предоставлять за любой поддающийся экономической оценке ущерб в установленном порядке и соразмерно серьезности нарушения и обстоятельствам каждого случая, включая, в частности, расходы на правовую или экспертную помощь; реабилитация должна включать в себя оказание медицинской и психологической помощи и предоставление юридических и социальных услуг, а также судебные и административные санкции в отношении лиц, несущих ответственность за нарушения; сатисфакция должна включать такие меры, как принесение публичных извинений, в том числе - признание фактов и ответственности, или официальное заявление или судебное решение о восстановлении достоинства, репутации и прав жертвы и лиц, тесно связанных с жертвой; и гарантии неповторения случившегося должны включать такие меры, как пересмотр и реформирование законов, способствующих совершению таких нарушений или допускающих их (пункт 7.8 Мнения).
< 29 > Речь идет о резолюции Генеральной Ассамблеи ООН N 60/147 "Основные принципы и руководящие положения, касающиеся права на правовую защиту и возмещение ущерба для жертв грубых нарушений международных норм в области прав человека и серьезных нарушений международного гуманитарного права".
Оценка Комитетом фактических обстоятельств: Комитет принял к сведению утверждение заявителя о том, что, отклонив его просьбу о социальной помощи, власти отказали ему в его гражданских правах, таких как - право на проживание, право на участие в голосовании или право на получение карты медицинского страхования, а также отметил, что заявитель получил датское гражданство в 2002 г.; что после проживания за границей в течение нескольких лет он вернулся в Данию в июле 2009 г. и обратился в муниципалитет Ольборга с целью получения социальной помощи. Комитет принял к сведению решение муниципалитета от 22 июля 2009 г., в котором тот отклонил его просьбу и предписал ему связаться с Иммиграционной службой. Он также отметил, что 23 июля 2009 г. муниципалитет изменил предыдущее решение и указал, что заявитель, являясь датским гражданином, имел право на получение пособия. Комитет отметил - это решение было доведено до сведения заявителя 10 августа 2009 г. (пункт 7.2 Мнения).
Комитет также принял к сведению утверждение заявителя о том, что после показа его истории по телевидению 4 августа 2009 г., он обратился в социальный центр и что сотрудники, с которыми он имел дело, вновь заявили, что он не является датским гражданином, несмотря на принятое центром 4 августа 2009 г. решение признать, что была допущена ошибка и что он действительно является гражданином Дании. В этой связи Комитет также принял к сведению утверждение заявителя о том, что, поскольку все датские граждане обязаны зарегистрироваться в муниципалитете по месту жительства после проживания за границей для получения доступа к социальным и медицинским услугам, то ошибка, совершенная муниципалитетом Ольборга 22 июля 2009 г., затрагивала все его права в качестве датского гражданина, включая право проживания и избирательные права. Комитет также принял к сведению решение Совета по вопросам равного обращения от 13 августа 2010 г., в котором тот пришел к выводу, что заявитель подвергся прямому дифференцированному обращению со стороны муниципалитета Ольборга. Подтверждение этого заключения в решениях окружного суда от 6 мая 2013 г. и Высокого суда Западной Дании от 18 декабря 2014 г. Комитет согласился с решениями национальных властей. В то же время он также отметил отсутствие признаков того, что национальные суды приняли во внимание события 4 августа 2009 г., и [учел], что согласно имеющейся информации, не было [осуществлено] никаких мер для наказания сотрудников социального центра, которые работали с заявителем. С учетом вышеизложенного Комитет посчитал, что решения муниципалитета Ольборга от 22 июля и 4 августа 2009 года, отрицающие, что заявитель имеет датское гражданство, равнозначны нарушению его прав по статье 5 d) iii) < 30 > Конвенции (пункт 7.3 Мнения).
< 30 > В силу указанного положения Конвенции "[в] соответствии с основными обязательствами, изложенными в статье 2 настоящей Конвенции, государства-участники обязуются запретить и ликвидировать расовую дискриминацию во всех ее формах и обеспечить равноправие каждого человека перед законом, без различия расы, цвета кожи, национального или этнического происхождения, в особенности в отношении осуществления следующих прав:.. других гражданских прав, в частности:... права на гражданство...".
Что касается утверждений заявителя по статье 6 Конвенции < 31 > , то основной вопрос, стоящий перед Комитетом заключался в том, выполнило ли государство-участник свои обязательства по этому положению, с тем чтобы обеспечить право заявителя добиваться справедливого и адекватного возмещения или сатисфакции за любой ущерб, понесенный в результате расовой дискриминации, от национальных компетентных судов и других государственных учреждений.
< 31 > В силу указанного конвенционного положения "[г]осударства-участники обеспечивают каждому человеку, на которого распространяется их юрисдикция, эффективную защиту и средства защиты через компетентные национальные суды и другие государственные институты в случае любых актов расовой дискриминации, посягающих, в нарушение настоящей Конвенции, на его права человека и основные свободы, а также права предъявлять в эти суды иск о справедливом и адекватном возмещении или удовлетворении за любой ущерб, понесенный в результате такой дискриминации".
Комитет принял к сведению аргумент государства-участника о том, что "при разработке Закона о равном обращении < 32 > было решено включить в него положение, устанавливающее право на компенсацию за нематериальные убытки, вызванные актом расовой дискриминации, и что такое положение должно быть эффективной и сдерживающей санкцией. Комитет далее отметил ссылку государства-участника на подготовительные материалы к Закону, в соответствии с которыми большое значение должно придаваться ущербу, причиненному предполагаемым дискриминационным актом, и характеру причиняющего вред деяния, а также анализу того, было ли это дискриминационное деяние преднамеренным или вызванным небрежностью в той или иной форме. Комитет принял к сведению аргумент государства-участника о том, что в данном случае эти критерии применялись в полном объеме и что, соответственно, Совет по вопросам равного обращения постановил - сумма компенсации должна составлять 2 000 датских крон. Это решение было поддержано окружным судом в Ольборге и Высоким судом Западной Дании в их решениях от 6 мая 2013 г. и 18 декабря 2014 г. соответственно. Комитет далее принял к сведению заявление государства-участника о том, что компенсация, предоставленная заявителю, соответствует положениям Конвенции и Общей рекомендации N 26 [по статье 6 Конвенции] Комитета, поскольку ни из статьи 6 Конвенции, ни из Общей рекомендации N 26 невозможно сделать вывод о том, что существует требование относительно конкретной суммы компенсации" (пункт 7.5 Мнения).
< 32 > Как усматривается из текста Мнения, речь идет о Законе о равном обращении, принятом в порядке осуществления директивы 2000/43/ЕС Совета Европейского союза (пункт 4.2 Мнения).
Комитет также принял к сведению утверждение заявителя о том, что сумма компенсации значительно меньше от "справедливого и адекватного возмещения", предусмотренного в статье 6 Конвенции, и поэтому не являлась эффективным средством правовой защиты от расовой дискриминации с учетом того, что в других случаях проявления расовой дискриминации выплачивались более значительные суммы компенсации, что стоимость жизни в государстве-участнике является весьма высокой и что такая сумма резко отличается от суммы, которую он должен был выплатить для покрытия судебных издержек, а именно 25 000 датских крон, и это он рассматривает как "наказание". Комитет далее отметил утверждение заявителя о том, что тот факт, что ему было предписано оплатить столь значительную сумму судебных издержек, противоречит статье 6 Конвенции, поскольку это нарушает право на получение справедливой и адекватной компенсации и является препятствием для получения эффективного средства правовой защиты от лиц, виновных в совершении актов расовой дискриминации, как это предусмотрено в пункте 6 Общей рекомендации N 31 [о предупреждении расовой дискриминации в процессе отправления и функционирования системы уголовного правосудия] Комитета (пункт 7.6 Мнения).
Комитет обратил внимание на то, что 7 июня 2012 г. заявитель обжаловал решение Совета по вопросам равного обращения в окружном суде Ольборга, заявив, что выплаченная ему компенсация в размере 2 000 датских крон не отвечала требованию "справедливого и адекватного возмещения или удовлетворения за любой ущерб, понесенный в результате расовой дискриминации", как это предусмотрено в статье 6 Конвенции, поскольку эта сумма является слишком незначительной. Комитет далее отметил, что 6 мая 2013 г. окружной суд оставил в силе решение Совета по вопросам равного обращения, посчитав, что муниципалитет в кратчайшие сроки исправил свою ошибку и принес за нее извинения и что в этой связи нет оснований для увеличения размера компенсации. Как подчеркнул Комитет, суд постановил, что судебные издержки (25 000 датских крон) должны быть покрыты за счет государственных средств. Комитет также отметил, что 3 июня 2013 г. заявитель обжаловал решение окружного суда в Высоком суде Западной Дании, который 18 декабря 2014 г. оставил в силе решение окружного суда. Высокий суд принял во внимание, что государственный служащий, совершивший ошибку, не действовал преднамеренно или по грубой небрежности, и заявитель получил то пособие, на которое он имел право. Принимая во внимание исход дела в сопоставлении с требованиями сторон, Высокий суд также обязал заявителя покрыть судебные издержки в размере 25 000 датских крон (пункт 7.7 Мнения).
Комитет подчеркнул следующее - заявителю была предоставлена компенсация. Однако справедливый и адекватный характер такой компенсации должен быть проанализирован в свете контекста, в котором она была предоставлена. Таким образом, применительно к конкретным обстоятельствам данного дела следовало проанализировать предоставленную компенсацию с учетом серьезности нарушения, стоимости жизни в государстве-участнике, положения заявителя и превентивного характера мер, принятых во избежание аналогичных нарушений в будущем. Комитет принял к сведению утверждение заявителя - тот факт, что его попросили связаться с иммиграционными властями, несмотря на предъявление паспорта, вызывал у него серьезную обеспокоенность, поскольку он решил, что его могут депортировать в Боснию и Герцеговину, в которой он не проживал в течение многих лет. Комитет далее отметил, хотя власти довольно быстро исправили свое решение, такая ситуация являлась достаточно серьезной, чтобы вызвать обеспокоенность у соответствующего лица, особенно с учетом того, что ему было сказано, что его могут депортировать. Поэтому компенсация должна отражать то воздействие, которое она могла оказать на заявителя. Комитет далее принял к сведению довод заявителя о том, что, согласно заявлению, сделанному Премьер-министром Дании в 2013 г., 2 000 датских крон могут приобрести только "пару ботинок" и что, согласно имеющейся в деле информации, ни судебные, ни административные органы не приняли никаких мер для наказания виновных или, в еще более широком плане, для недопущения аналогичных нарушений в будущем, несмотря на то, что власти государства-участника признали, что заявитель стал жертвой акта дискриминации. Поэтому Комитет пришел к выводу - полученная заявителем компенсация не соответствовала статье 6 Конвенции, поскольку она не являлась справедливой и адекватной и не реабилитировала заявителя с учетом того, что за совершение признанного акта расовой дискриминации не было применено никаких судебных или административных санкций (пункт 7.9 Мнения).
Кроме того, Комитет отметил - сумма в размере 25 000 датских крон, взысканная с заявителя за судебные издержки, значительно превышала сумму в размере 2 000 датских крон, которую он получил в качестве компенсации за акт признанной расовой дискриминации. Комитет указал, что в своем решении от 18 декабря 2014 г. Высокий суд не разъяснил причины, по которым такие высокие судебные издержки были оправданы в деле заявителя, в частности с учетом того, что суд первой инстанции счел следующее - судебные издержки должны покрываться за счет государственных средств. Комитет отметил, что 7 декабря 2011 г. Департамент по гражданским вопросам предоставил заявителю юридическую помощь, с тем чтобы он мог обжаловать решение Совета по вопросам равного обращения. Комитет счел - данное решение являлось явным свидетельством того, что заявитель находился в тяжелом финансовом положении и взыскание с него значительной суммы для покрытия судебных издержек в ходе судебного разбирательства представляло собой санкцию в отношении лица, которое стало жертвой расовой дискриминации и которое просто добивалось адекватной компенсации. Комитет резюмировал: такую практику можно рассматривать в качестве сдерживающего фактора для жертв расовой дискриминации в плане оспаривания суммы компенсации, которую они считают недостаточной или неэффективной, что может вылиться в отказ в доступе к правосудию в случаях расовой дискриминации (пункт 7.10 Мнения).
Выводы Комитета: представленные факты указывают на нарушение государством-участником статей 5 d) iii) и 6 Конвенции (пункт 8 Мнения).
В сфере уголовных и уголовно-процессуальных отношений
право на жизнь
практика Европейского Суда по правам человека
В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по жалобе N 45013/05 "Аношина против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 26 марта 2019 г.), которым установлено нарушение статьи 2 Конвенции в связи с лишением сотрудниками правоохранительных органов жизни А., брата заявительницы, и отсутствием эффективного расследования по этому факту.
Как усматривалось из текста постановления, стороны согласились, что представители государства намеренно и необоснованно лишили жизни брата заявительницы. Следовательно, по мнению Суда, ввиду этого имело место нарушение статьи 2 Конвенции (пункт 27 постановления).
Что касается вопроса предполагаемого нарушения статьи 2 Конвенции в аспекте неисполнения позитивных обязательств процессуального характера, то Суд вновь напомнил, что "[п]роцессуальное обязательство государства проводить эффективное расследование по фактам смерти является "отделяемым" от его материально-правового обязательства не [лишать жизни]" (пункт 35 постановления).
При этом "[р]асследование является "эффективным", если таковое является независимым, надлежащим, тщательным, беспристрастным, открытым и оперативным" (пункт 36 постановления).
Однако этого нельзя было сказать, по мнению Суда, о расследовании факта смерти А. "[П]реступление было совершено в закрытом государственном учреждении, и все доказательства были доступны властям. Выводы судебно-медицинской экспертизы поставили под сомнение версию, представленную работниками вытрезвителя... Несмотря на ограниченный круг подозреваемых, главный подозреваемый был впервые допрошен только в марте 2006 г. < 33 > . До того времени в ходе расследования по непонятным причинам не принималось во внимание присутствие его и его коллег по работе на месте преступления, хотя это должно было быть зарегистрировано в графике дежурств и в журналах патрулирования. Расследование в разное время вели шесть разных следователей, и оно приостанавливалось тринадцать раз. Хотя двое ключевых свидетелей признались в даче ложных показаний, одобренных руководством... РУВД, никаких обвинений в этом отношении не последовало" (пункт 37 постановления).
< 33 > Как усматривалось из текста постановления, смерть произошла в июле 2002 г.
Суд заключил, что расследование не было проведено должным образом. Следовательно, имело место нарушение статьи 2 Конвенции.
В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по жалобе N 29729/09 "Хайруллина против Российской Федерации" (вынесено 19 декабря 2017 г., вступило в силу 19 марта 2018 г.), которым установлено нарушение статьи 2 Конвенции с точки зрения ее материального и процессуального аспектов в связи с тем, что скончавшийся супруг заявительницы подвергался физическому жестокому обращению в отделении полиции и государственные должностные лица несли ответственность за его смерть, а также из-за отсутствия эффективного расследования этих обстоятельств, нарушение пунктов 1 и 5 статьи 5 Конвенции ввиду лишения свободы мужа заявительницы в нарушение закона и отказа суда в рассмотрении ее требований о компенсации в отношении произвольного доставления ее супруга в отделение полиции и заключения под стражу.
Что касается вопросов соблюдения статьи 2 Конвенции в ее процессуальных аспектах, то Европейский Суд вновь напомнил - обязательство по проведению эффективного расследования утверждений в отношении обращения, противоречащего статьям 2 и 3, со стороны представителей государства, надлежащим образом установлено в прецедентной практике Суда (пункт 54 постановления). Характер и степень рассмотрения, необходимые для удовлетворения минимальной степени эффективности расследования, зависят от обстоятельств дела, должны оцениваться на основании всех соответствующих фактов и с учетом практических особенностей работы следствия. В случае, когда лицо скончалось при подозрительных обстоятельствах от рук представителя государства, внутригосударственные органы власти должны особенно тщательно провести соответствующее расследование.
Суд установил, что "покойный [супруг] заявительницы скончался после заключения под стражу в отделении полиции. Заявительница утверждала, что он подвергался жестокому обращению в отделении полиции, в частности, посредством удушения с помощью противогаза. Ее утверждения в отношении последующих событий представляются состоящими из двух частей: одно или несколько должностных лиц несут ответственность за смерть ее покойного мужа или жестокое обращение; и/или какие-то иные действия со стороны должностного лица (лиц) довели потерпевшего до самоубийства". По мнению Суда, контекст настоящего дела и утверждения заявительницы указывали на "спорную" жалобу и, следовательно, необходимо провести расследование для соблюдения процессуального обязательства, возникающего в соответствии со статьей 2 Конвенции (пункт 56 постановления).
Суд отметил, что в неустановленный день (предположительно, вскоре после рассматриваемых событий) была начата доследственная проверка в отношении событий 13 сентября 2002 г. Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела вынесено помощником местного прокурора 21 сентября 2002 г. Суд посчитал важным, что полномасштабное уголовное расследование было начато только в феврале 2003 г., почти через пять месяцев после рассматриваемых событий. Повторяя свою позицию в отношении процедуры доследственной проверки в соответствии с российским уголовно-процессуальным правом, действовавшим во время рассматриваемых событий, Суд исходил из позиции, что тяжкий вред здоровью, причиненный при нахождении в помещениях отделения полиции, и тем более причинение смерти после такого заключения под стражу в отделении полиции, явно требуют уголовного расследования, безотлагательно инициируемого (пункт 57 постановления).
После начала проведения уголовного расследования в феврале 2003 г. оно было передано следователю Р. Указанное решение не способствовало обеспечению эффективности расследования обстоятельств смерти Х., учитывая то, что именно Р. допрашивал его 13 сентября 2002 г. (пункт 59 постановления).
Суд также отметил - несмотря на то, что перемещение потерпевшего с возможного места совершения преступления являлось необходимым для оказания ему медицинской помощи, нет указаний на то, что был проведен осмотр места совершения преступления или аналогичные действия. Ничто не указывало на то, что после его поступления в больницу в бессознательном состоянии был проведен его немедленный и надлежащий осмотр с целью определения обстоятельств причинения тяжкого вреда его здоровью при нахождении в отделении полиции (пункт 60 постановления).
Ничто также не указывало на то, что после его перемещения в больницу потерпевший был незамедлительно подвергнут процедуре, которая могла привести к соответствующему документальному фиксированию его телесных повреждений. Суд обратил внимание на неопределенность в том, провели ли медицинские работники, которые посещали потерпевшего в отделении полиции, надлежащий осмотр потерпевшего (кроме осмотра головы и шеи), что очевидно продиктованного соответствующими обстоятельствами (пункт 61 постановления).
"По-видимому, - подчеркнул Суд, - на первоначальных этапах проверки и в ходе последующего уголовного расследования следственные органы ограничились оценкой медицинских свидетельств об отсутствии видимых телесных повреждений, которые могли быть отмечены врачами..., задача которых очевидно заключалась не в проведении судебно-медицинской экспертизы, а в оказании срочной медицинской помощи. Тот факт, что [супруг] заявительницы скончался через три месяца после рассматриваемых событий, не объясняет отсутствие заключения судебно-медицинской экспертизы за предшествующий период" (пункт 62 постановления).
"Ни заключения экспертов, ни внутригосударственные решения, - далее продолжил Европейский Суд, - не включа[ли] надлежащую оценку следов на шее потерпевшего, в частности, вопроса о том, были ли они нанесены самим потерпевшим или другим лицом. Внутригосударственные решения не включа[ли] оценок душевного здоровья потерпевшего и обстоятельств, которые могли привести к совершению им попытки самоубийства" (пункт 63 постановления).
"Не име[лось] указаний на то, что было установлено отсутствие противогазов в отделении полиции, и имелись ли на них генетические следы, которые могли принадлежать потерпевшему, даже несмотря на то, что это являлось обязательной процедурой, принимая во внимание предположение об удушении с помощью противогаза и намеренном перекрывании воздушного потока... Также отмечено, что, как было упомянуто в последнем решении о прекращении расследования, не могла быть проведена экспертиза для проверки следов биологического материала на куртке потерпевшего, так как они были утрачены" (пункт 64 постановления).
Отмечена значительная продолжительность этапа расследования. Хотя Суд посчитал вполне возможным, что необходимо некоторое время для осуществления дополнительных следственных действий после указаний надзорного органа или в результате соответствующих судебных разбирательств, в настоящем деле Суд обратил внимание, что "такие указания неоднократно не соблюдались, и новые решения о [приостановлении] или прекращении [следствия] выносились преждевременно, побуждая надзорный орган отменять их и требовать дальнейшего расследования. В данном контексте итоговая продолжительность расследования - с сентября 2002 г. по ноябрь 2010 г. - име[ла] место по вине Государства-ответчика и [корреспондировала] выводу о том, что внутригосударственные судебные разбирательства не соответствовали требованиям "эффективного" расследования" (пункт 65 постановления).
Суд посчитал, что "дополнительно к вышеупомянутым необоснованным задержкам внутригосударственные органы власти не приняли обоснованных мер для сохранения основных улик.... В связи с этим Суд повторил, что "для того, чтобы быть эффективным, расследование должно быть "способным привести к установлению, и, в зависимости от обстоятельств, к наказанию лиц, несущих... ответственность [за совершенное преступление]... В противном случае представители государства могли бы в некоторых случаях нарушать права лиц, находящихся в их власти, фактически безнаказанно... Следовательно, утрата важных улик должна была привести к немедленному и тщательному следствию. В обстоятельствах, относящихся к смерти [супруга заявительницы] после заключения под стражу в отделении полиции, важно подтвердить или опровергнуть все сомнения в отношении отсутствия недобросовестности со стороны государственных должностных лиц при обращении с уликами. Тем не менее имеющиеся решения не содержа[ли] упоминаний или оценки доказательств в отношении обстоятельств утраты важных улик. Суду не было представлено убедительное доказательство того, что российские органы власти приняли достаточные меры для защиты улик в отношении происшествия и расследования утраты улики" (пункт 66 постановления).
Не имелось указания на то, что органы власти принимали меры для сбора и оценки других судебно-медицинских доказательств, например, иных предметов одежды потерпевшего, на которых могли иметься следы крови, или другие биологические следы, включая вызванные удушением. Соответственно, было допущено нарушение статьи 2 Конвенции в ее процессуальном аспекте.
Относительно материально-правовых аспектов статьи 2 Конвенции Суд напомнил, что "[у]тверждения о жестоком обращении, совершаемом в нарушение статьи 3 Конвенции, должны подкрепляться соответствующими доказательствами. При оценке доказательств, на которых следует основывать решение о наличии нарушения статьи 3 Конвенции, надлежит исходить из критерия доказывания "вне разумного сомнения". Такое доказывание может вытекать из совокупности достаточно надежных, четких и последовательных предположений или аналогичных неопровергнутых фактических презумпций... Степень убедительности, необходимая для определенного заключения, и соответствующее распределение бремени доказывания тесно связаны со спецификой фактов, характером предъявленных обвинений и тем правом по Конвенции, с нарушением которого связано дело" (пункт 69 постановления).
"Если рассматриваемые события находятся полностью или по большей части в исключительном ведении властей, как в случае с лицами, находящимися под стражей под их контролем, возникают обоснованные фактические презумпции в отношении травм, полученных во время такого содержания под стражей... Бремя доказывания лежит на органах власти (Властях в Суде), которым надлежит привести достаточное и убедительное объяснение, предоставив устанавливающие факты доказательства, ставящие под сомнение версию, представленную потерпевшим... При отсутствии такого объяснения Суд может сделать выводы, которые будут неблагоприятными для Властей" (пункт 70 постановления).
"Когда лицо помещается под стражу в полиции, имея хорошее состояние здоровья, но, выходя на свободу, имеет телесные повреждения, Государство обязано представить исчерпывающие объяснения, почему у человека возникли такие повреждения; при этом отсутствие таких объяснений приводит к возникновению вопроса в соответствии со статьей 3 Конвенции, вновь указал Европейский Суд" (пункт 70 постановления).
При разрешении вопроса о возможном нарушении статьи 2 или 3 Конвенции, по мнению Суда, не следует путать ответственность Государства в рамках Конвенции, возникающую в связи с действиями его органов, представителей и служащих, с внутригосударственными правовыми вопросами индивидуальной уголовной ответственности, которые рассматриваются внутригосударственными судами (пункт 73 постановления).
Суд обратил внимание - из имеющихся материалов следовало, что следственный орган предусматривал версию событий, согласно которой использовался противогаз и соответствующее удушение могло представлять собой способ ненадлежащего обращения или возможную причину смерти. Тем не менее имеющиеся медицинские доказательства и показания были истолкованы в качестве предположения о том, что тело потерпевшего не имело видимых повреждений, указывающих на ненадлежащее обращение. Основной версией событий, представленной органами власти в ходе расследования, явилась попытка самоубийства, приведшая к смерти потерпевшего (пункт 75 постановления).
Суд не удовлетворили объяснения внутригосударственных органов власти в отношении версии событий, предполагающей попытку самоубийства, или в отношении версии, исключающей ответственность государственных должностных лиц. Имеющиеся материалы дела не указывали на то, что потерпевший страдал каким-либо заболеванием или душевным расстройством, или у него отмечались случаи нарушения психического состояния когда-либо ранее, в ходе или непосредственно после допросов в отделении полиции в соответствующую дату. Фактически, такой довод даже не обсуждался в ходе внутригосударственных процедур (пункт 77 постановления). Из определенных показаний следовало - потерпевший был заперт в камере или в кабинете для допросов.
Суд обратил внимание на то, что "принятие необходимых мер безопасности находи[лось] в компетенции внутригосударственных органов власти [и], по-видимому, вход в отделение полиции [должен был отвечать требованиям безопасности], [а также должен] ве[стись] журнал посещений. Власти не представили информации в отношении практических действий и мер безопасности в отношении выхода посетителя из помещений отделения полиции. Не предоставлено объяснений в отношении того, почему немедленно после допроса следователем, который расследовал дело об убийстве, Х. был допрошен повторно, на этот раз оперуполномоченным, и в ходе повторного допроса изменил показания. ... Более того, как указано в последнем решении о прекращении расследования, некоторые другие полицейские также "беседовали" с Х. в тот же день" (пункт 79 постановления).
Также для Суда явилось неожиданностью, что после завершения допроса приблизительно в 20:00 час. Х. принял решение и фактически имел возможность остаться и передвигаться по отделению полиции и, что удивительно, мог находиться на балконе, без помех или вопросов, до того времени, когда он был обнаружен. Обычная процедура, согласно позиции Суда, требовала бы, чтобы посетитель и тем более лицо, доставленное в отделение полиции, было сопровождено в контрольную точку и обратно до входа в отделение полиции (пункт 80 постановления).
Суд также отметил выводы гражданского суда в отношении незаконных действий неустановленных должностных лиц в связи со смертью потерпевшего (пункт 83 постановления).
Суд подчеркнул, имелись незначительные доказательства жестокого обращения со стороны государственных должностных лиц. Тем не менее независимо от указанных недостатков, остался вопрос о незаконном заключении мужа заявительницы под стражу в отделении полиции вечером 13 сентября 2002 г., и о том, что он скончался в результате телесных повреждений, полученных в указанный период, относительно которых не было предоставлено убедительных объяснений (пункт 84 постановления).
Суд заключил, что имелись существенные элементы, подразумевающие ответственность Государства в соответствии с материальным аспектом статьи 2 Конвенции в настоящем деле; следовательно, имело место нарушение указанной статьи в данном отношении.
Что касается предполагаемого нарушения пункта 1 статьи 5 Конвенции, то Суд установил, что Х. был лишен свободы в течение всего вечера 13 сентября 2002 г. (пункт 96 постановления).
Ничто в материалах дела, включая решения внутригосударственных судов по делу о компенсации и замечания Властей в Суде, не содержало пояснений по вопросу о законном основании в соответствии с российским законодательством для доставления потерпевшего в отделение полиции, предполагая, что данное действие было связано с его допросом в качестве свидетеля в ходе уголовного расследования (пункт 97 постановления).
В частности, согласно упоминанию в ходе внутригосударственных судебных разбирательств о том, что покойный супруг заявительницы был доставлен в отделение полиции с целью установления его личности, осталось неизвестным, какое определенное "обязательство, предписанное законом" он не выполнил, чтобы быть подвергнутым лишению свободы в значении подпункта (b) пункта 1 статьи 5. Ввиду вышеизложенного, Суд заключил, что Х. был лишен свободы в нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции.
Относительно предполагаемого нарушения пункта 5 статьи 5 Конвенции Суд напомнил, что указанное конвенционное положение применяется в случаях, когда есть возможность обратиться с требованием о компенсации в отношении лишения свободы, осуществляемого в условиях, противоречащих пунктам 1, 2, 3 или 4 (пункт 100 постановления).
Что касается права заявительницы в соответствии с пунктом 5 статьи 5 Конвенции на требование компенсации морального вреда, причиненного в связи с лишением свободы ее покойного мужа, то Суд признал, что данный вопрос связан, но не возникает в обязательном порядке в результате вышеупомянутых соображений согласно пункту 1 статьи 5 (пункт 101 постановления).
Тем не менее Суд повторил, что "основанием для разрешения другому лицу подать в Суд жалобу в отношении вопросов предполагаемого произвола или незаконности по причине лишения свободы скончавшегося лица связано с определенным контекстом потенциального тяжкого превышения полномочий государственными должностными лицами. В такой ситуации Конвенция стремится предотвратить фактически безнаказанное нарушение представителями Государства прав лиц, находящихся под их контролем... Внутригосударственное законодательство может предусматривать множество процедур для достижения такой цели, состоящей в привлечении к ответственности государственных должностных лиц, а именно, уголовные процедуры, дисциплинарные процедуры, гражданское судопроизводство с целью получения компенсации морального [вреда] и/или материального ущерба, или их комбинацию" (пункт 102 постановления).
Суд вновь обратил внимание на то, что "обычно члены семьи или родственники скончавшегося потерпевшего имеют возможность подать жалобу в соответствии со статьей 13 Конвенции в совокупности со статьей 2 на предполагаемую недоступность средства правовой защиты, позволяющего получить денежную компенсацию...; они также имеют право добиваться справедливой компенсации в соответствии со статьей 41 Конвенции морального вреда по причине нарушения статьи 2" (пункт 103 постановления).
В частности, что касается статьи 5 Конвенции, то Суд отметил, что "в определенных делах...., Суд устанавливал нарушения статьи 5 Конвенции, в частности, ее пункта 1, и присуждал компенсации в соответствии со статьей 41 Конвенции близким родственникам потерпевших, ссылаясь на установление нарушения в отношении потерпевшего в соответствии со статьей 2 Конвенции, а также в соответствии со статьей 5" (пункт 104 постановления).
По мнению Суда, возможность требования компенсации близкими родственниками имеет место на основании предоставления им права на постановку вопросов о законности лишения свободы скончавшегося потерпевшего и дополняет возможные средства правовой защиты, которые могут быть доступны на государственном уровне в определенных обстоятельствах смерти после предположительно незаконного или произвольного лишения свободы. Суд напомнил, что право на компенсацию, определенное пунктом 5, предполагает установление внутригосударственным органом власти или Судом нарушения одного из пунктов статьи 5. Указанное требование соблюдено в настоящем деле. Следовательно, Суд заключил, что заявительница имела и все еще имеет право подать в Суд жалобу в соответствии с пунктом 5 статьи 5 Конвенции на отсутствие компенсации в отношении нарушения пункта 1 статьи 5 Конвенции. Также отмечено, что гражданский суд явным образом отказал в рассмотрении требований заявительницы о компенсации в отношении произвольного доставления ее супруга в отделение полиции и заключения его под стражу (пункт 106 постановления).
Принимая во внимание вышеизложенные выводы и определенный контекст настоящего дела, Суд признал жалобу заявительницы в соответствии с пунктом 5 статьи 5 Конвенции приемлемой, в частности в отношении ее совместимости ratione personae и заключил, что имело место нарушение указанной статьи (пункт 107 постановления).
В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по жалобе N 74282/11 "Ходюкевич против Российской Федерации" (вынесено 28 августа 2018 г., вступило в силу 28 ноября 2018 г.), которым установлено отсутствие нарушения статей 2 и 3 Конвенции в их материально-правовом аспекте и, одновременно, наличие нарушения статей 2 и 3 Конвенции в их процессуальном аспекте.
Суд отметил, у сторон не было разногласий по поводу того, что сын заявительницы был доставлен в отделение милиции после драки с женой и что имевшиеся у него телесные повреждения, по меньшей мере их часть, были нанесены ею.
Суд установил, что версии сторон в отношении событий, произошедших в отделении милиции, различаются. Заявительница утверждает - удары и травмы, причинившие смерть, были нанесены ее сыну сотрудниками правоохранительных органов, а Власти, опираясь на заключения национального расследования, считают, что роковой удар был нанесен [супругой сына заявительницы] (пункт 53 постановления).
Во-первых, Суд обратил внимание на то, что на своем пути от места задержания до выхода из отделения милиции А. видели несколько свидетелей - сотрудники правоохранительных органов, соседи, задержанные в отделении милиции. Последние заявили, с одной стороны, что А. был способен говорить и самостоятельно передвигаться и, с другой стороны, что сотрудники правоохранительных органов не обращались с ним грубо и у него не было видимых повреждений. Во-вторых, Суд отметил, что эта версия подтверждается доказательствами, согласно которым, пока внутричерепное кровоизлияние не достигло критического уровня и А. не потерял сознание, черепно-мозговая травма не мешала потерпевшему в первые часы осуществлять различные действия самостоятельно (пункты 54 - 55 постановления).
Суд подчеркнул: "стороны также не достигли согласия по вопросу времени выхода А. из отделения милиции. Согласно Властям, потерпевший покинул отделение милиции в 02.35 и ушел самостоятельно. Согласно [позиции] заявитель[ницы], сотрудники правоохранительных органов ударили ее сына по голове в отделении милиции, затем [перенесли] его тело на улицу и положили на тротуар утром 16 сентября 2008 г... Суд установил, что заявительница, подвергая сомнению официальную версию расследования, высказала лишь личное мнение [относительно] виновности сотрудников правоохранительных органов, не представив никаких доказательств этого" (пункт 56 постановления).
Суд признал, записи камер видеонаблюдения могли бы помочь в установлении фактов в отношении выхода А. из здания и за пределы отделения милиции. В отличие от заявительницы Суд тем не менее посчитал, что отсутствие этих записей не является доказательством того, что в них содержались сведения, компрометирующие сотрудников правоохранительных органов (пункт 57 постановления).
Суд резюмировал - факты, имеющиеся в его распоряжении, не позволили ему установить вне всякого разумного сомнения, что сотрудники правоохранительных органов жестоко обращались с А. на каком-либо этапе его пути от места его задержания до отделения милиции и до его выхода из отделения. Версия Властей, согласно которой телесные повреждения, повлекшие смерть потерпевшего, были нанесены его собственной женой, не кажется ему неразумной (пункт 58 постановления).
Что касается аргумента заявительницы, обвиняющей государственные органы в оставлении лица в опасности, то Суд отметил - обстоятельства дела не позволили ему вынести заключение о том, что сотрудники правоохранительных органов, если бы они были осведомлены о травмах или сильном алкогольном опьянении А., оставили бы того без медицинской помощи. Он напомнил, что А. был в состоянии самостоятельно ходить и говорить и у него не было видимых телесных повреждений (пункт 59 постановления).
Суд пришел к выводу, что представленные сторонами материалы не позволили ему прийти к заключению о жестоком обращении с А. со стороны сотрудников правоохранительных органов, повлекшем его смерть. Кроме того, он посчитал, что государственные власти не нарушили своего обязательства по защите жизни потерпевшего. Таким образом, по мнению Суда, отсутствовало нарушения статей 2 и 3 Конвенции в ее материально-правовом аспекте.
Что касается вопроса соблюдения процессуальных аспектов статей 2 и 3 Конвенции, то Суд напомнил: "обязанность охранять право на жизнь, содержащаяся в статье 2 Конвенции, рассматриваемая в сочетании с общей обязанностью государств, согласно статье 1 Конвенции, обеспечивать каждому человеку, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в Конвенции, подразумевает необходимость иметь в той или иной форме возможность провести эффективное официальное расследование в случаях гибели людей в результате применения силы, в том числе лицами, действующими от имени государства... Таким же образом, если лицо обоснованно заявляет, что испытало со стороны милиции или других подобных государственных служб незаконное жестокое обращение, противоречащее статье 3 Конвенции, это положение требует, соответственно, проведения эффективного официального расследования" (пункт 63 постановления).
Если человек скончался, находясь под контролем государственного должностного лица, при подозрительных обстоятельствах, то компетентные государственные органы, по мнению Суда, должны особо строго проконтролировать расследование, проведенное по фактам (пункт 64 постановления).
"Требование эффективности, - продолжил Суд, - также возлагает на власти обязательство принять имеющиеся в их распоряжении разумные меры, направленные на обеспечение получения доказательств, имеющих непосредственное отношение к фактическим обстоятельствам дела, в частности, на сбор свидетельских показаний, проведение экспертизы и, в случае необходимости, на [проведение] вскрыти[я] трупа, обеспечивающе[го] полную и безошибочную фиксацию повреждений, а также объективный анализ клинических исследований, в том числе относительно причины смерти. Любой недостаток расследования, который подрывает его способность установить причину смерти или личности виновных, может повлечь за собой заключение о несоответствии указанному положению" (пункт 65 постановления).
"Обязательством расследования, вытекающим из статей 2 и 3 Конвенции, является обязательство действия, а не обязательство результата. Расследование должно позволять определить и при необходимости применить санкции к виновным... Из этого следует, что статья 2 не гарантирует право на то, что третье лицо будет привлечено к ответственности или осуждено за... преступление... Задача Суда заключается скорее в проверке с учетом всей процедуры в целом, в какой мере государственные органы подвергли скрупулезному изучению дело в соответствии с требованиями статьи 2 Конвенции" (пункт 66 постановления).
Суд подчеркнул: "эффективность, прежде всего, предполагает, что лица, проводящие расследование, независимы от лиц, возможно причастных к обстоятельствам гибели; это означает не только отсутствие иерархических или институциональных связей между ними, но и их независимость на практике" (пункт 67 постановления).
"Как только нормативная или институциональная независимость является сомнительной, эта ситуация, даже если она не обязательно является решающей, должна заставить Суд провести более тщательное исследование вопроса о том, было ли расследование независимым. Если встает вопрос независимости и беспристрастности расследования, необходимо попытаться определить, могло ли и в какой мере спорное обстоятельство отрицательно повлия[ть] на расследование и его способность пролить свет на обстоятельства смерти, а также наказать возможных виновников" (пункт 68 постановления).
В отношении обязательства проведения расследования Суд отметил - государственные органы посчитали, что в данном деле наличествовали необходимые критерии с точки зрения национального права для возбуждения уголовного дела по факту умышленных насильственных действий, повлекших тяжкий вред здоровью, непосредственно после инцидента, 17 сентября 2008 г. Он установил, что, с точки зрения государственных органов, факты данного дела анализировались в рамках доказуемой жалобы. Учитывая свою субсидиарную роль по отношению к национальной системе, он не обнаружил никакой причины для того, чтобы отступить от заключений государственных органов. Поэтому стоящая перед ним задача заключалась в анализе, соответствовал ли ход рассматриваемого расследования критериям эффективности, выработанными его прецедентной практикой и, в частности, критерию независимости расследования (пункт 69 постановления).
Суд выяснил, что жалобы, сформулированные заявителем, касаются преимущественно отсутствия независимости и беспристрастности следователей отделения милиции, из чего следовали, по ее мнению, другие нарушения, допущенные в ходе расследования, такие как - инертность, поверхностность и фокусировка на версии фактов, доказывающих невиновность сотрудников правоохранительных органов.
В этом отношении Суд отметил: "сомнения заявительницы в независимости следователя Ш. основаны на ее принадлежности к тому же отделению милиции, что и сотрудники, которые могли подозреваться в жестоком обращении. Он заметил, что, учитывая тот факт, что жертву обнаружили снаружи здания отделения милиции, важно выяснить, знала ли Ш. или должна была обоснованно заключить из обстоятельств дела, что существовала связь между жертвой и ее посещением данного отделения милиции. В этом отношении Суд установил следующее - следователь Ш. допросила А. на следующий день после инцидента, 17 сентября 2018 г., и она сама пояснила позднее в Следственном комитете, что на следующий день после произошедшего она явилась в квартиру, где произошла ссора, опросила свидетелей и изъяла орудие преступления... Суд полагает разумным предположить, что после того, как она допросила свидетелей, следователь установила хронологию событий и, в частности, задержание жертвы сотрудниками правоохранительных органов, его [доставление] в отделение милиции и последующее освобождение... Кроме того, Суд установил - следователь Следственного комитета проводил расследование с момента смерти А., установил, что тот был доставлен в отделение милиции... [Суд посчитал], если этот факт был установлен следователем Следственного комитета, он также мог быть установлен и следователем Ш. В заключение он выяснил, что государственные органы, которые в 2014 г. тщательно изучили вероятность участия сотрудников правоохранительных органов в инциденте, посчитали ее достаточно высокой... Таким образом, Суд... [указал], что о пребывании А. в отделении милиции властям было известно с самого начала расследования" (пункт 71 постановления).
Суд напомнил, что начальный этап расследования, а именно, момент сбора и сохранения доказательств, чрезвычайно важен и отсутствие независимости на этом этапе способно отрицательно сказаться на результате расследования. Последующее участие в деле независимого органа не способно устранить последствия этого нарушения, с которым велось расследование с самого начала (пункт 73 постановления).
Между тем, Суд обратил внимание на то, что в данном деле первые следственные действия осуществлялись непосредственной коллегой лиц, которые могли попасть под подозрение. Суд посчитал, для того, чтобы сохранить уверенность участников судебного процесса в прозрачности расследования и исключить любое подозрение в сговоре, необходимо было доверить расследование органу или должностным лицам из другого подразделения милиции. Эта мера должна была быть принята в тот момент, когда следственному органу стало известно о том, что потерпевший доставлялся в отделение милиции (пункт 74 постановления).
Суд резюмировал - последующее участие в деле Следственного комитета не было способно устранить последствия этого нарушения, с которым велось расследование с самого начала.
Вышеупомянутые факты привели Суд к выводу о нарушении статей 2 и 3 Конвенции в их процессуальном аспекте по причине недостаточной независимости милицейского расследования.
запрет пыток, иного недопустимого обращения
практика Европейского Суда по правам человека
В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по жалобе N 37735/09 "А. против Российской Федерации" (вынесено 12 ноября 2019 г., вступило в силу 12 февраля 2020 г.), которым было установлено нарушение статьи 3 Конвенции в ее материальном аспекте, выразившееся в неспособности властей предотвратить применение жестокого обращения по отношению к заявительнице, а также нарушение указанной статьи Конвенции в ее процессуальном аспекте, поскольку эффективное расследование в отношении жалобы заявительницы не проводилось.
Заявительница жаловалась на необоснованное применение физической силы против ее отца во время его задержания в ее присутствии и обращение с ней сотрудниками правоохранительных органов нарушило ее права по статье 3 Конвенции. Она подала жалобу в соответствии со статьей 13 Конвенции, поскольку, по мнению заявительницы, по данному инциденту не было проведено тщательного и независимого расследования.
Суд напомнил, статья 3 Конвенции закрепляет одну из основных ценностей демократического общества. Она категорически запрещает пытки, или бесчеловечное, или унижающее достоинство обращение, или наказание, независимо от обстоятельств или поведения потерпевшего.
Европейский Суд обратил внимание: "[е]сли лицо выступает с достоверным утверждением о том, что оно подверглось обращению, нарушающему требования статьи 3 Конвенции, со стороны полиции или иных аналогичных представителей государства, то это положение в совокупности с вытекающей из статьи 1 Конвенции общей обязанностью государства "обеспечивать каждому, находящемуся под его юрисдикцией, права и свободы, определенные в... Конвенции", косвенно требует проведения эффективного официального расследования. Такое расследование должно быть способным привести к установлению и наказанию виновных... В противном случае общий правовой запрет в отношении пыток и бесчеловечного и унижающего достоинство обращения и наказания, несмотря на свою фундаментальную важность, был бы на практике неэффективен, и в некоторых случаях представители Государства могли бы практически безнаказанно нарушать права лиц, находящихся под их контролем" (пункт 53 постановления).
"Утверждения о жестоком обращении, совершаемом в нарушение статьи 3 Конвенции должны подкрепляться соответствующими доказательствами. При оценке доказательств Европейский Суд по правам человека, как правило, применяет критерий доказанности "вне разумного сомнения"... Однако такое доказательство может вытекать из совместного существования достаточно обоснованных, очевидных и согласующихся друг с другом предположений или аналогичных не опровергнутых фактических презумпций" (пункт 54 постановления).
Далее Суд подчеркнул, "[ч]то касается детей, которые являются особенно уязвимыми, [то] меры, применяемые Властями для их защиты от насильственных действий, подпадающие под действие [с]татей 3 и 8 [Конвенции], должны быть эффективными и включать разумные шаги, направленные на предотвращение жестокого обращения, о которых органы власти имели или должны были иметь представление, а также эффективные средства предупреждения таких серьезных нарушений неприкосновенности личности. Такие меры должны быть направлены на обеспечение уважения человеческого достоинства и защиту наилучших интересов ребенка" (пункт 55 постановления).
Ранее Европейский Суд по правам человека установил в деле "Гуцанови против Болгарии", что возможное присутствие детей, чей молодой возраст делает их психологически уязвимыми, на месте задержания является фактором, который необходимо учитывать при планировании и проведении таких операций. В этом деле Европейский Суд человека указал, что тот факт, что полицейская операция, которая была проведена рано утром и в которой участвовали специальные агенты в масках, увеличивал чувства страха и тревоги, испытываемого детьми, ставшими свидетелями задержания их отца, в той степени, в какой обращение, которому они подверглись, превысило порог строгости, прописанный в статье 3 Конвенции, что равносильно унижающему достоинство обращению (пункт 56 постановления).
Суд отметил, что версия фактов, представленная Властями, была основана на доследственной проверке, первом этапе процедуры рассмотрения уголовных жалоб. Суд напомнил - проведение доследственной проверки, за которой не следовало предварительное следствие, является недостаточным для того, чтобы государственные органы власти соблюдали стандарты проведения эффективного расследования по заслуживающим внимания предполагаемым обвинениям в жестоком обращении в соответствии со статьей 3 Конвенции. Европейский Суд не увидел никаких оснований для иного заключения по настоящему делу. Власти ответили на заслуживающие доверие утверждение заявительницы об обращении, запрещенном статьей 3 Конвенции, проведя доследственную проверку, и отказались возбудить уголовное дело и провести полноценное расследование. Это решение было одобрено национальными судами. Тем самым они отступили от их процессуального обязательства согласно статье 3 Конвенции. Доследственная проверка не предоставила Властям надлежащих оснований для выполнения своего бремени доказывания и предоставления доказательств, способных поставить под сомнение заслуживающие доверия утверждения заявительницы относительно того, что она была подвержена насильственному задержанию ее отца, которое Суд посчитал установленным (пункт 66 постановления).
Суд обратил внимание на то, что интересы заявительницы, которой в то время было девять лет, не учитывались ни на одном этапе планирования и проведения операции властей против ее отца. Сотрудники правоохранительных органов не обратили внимания на ее присутствие, о котором они хорошо знали, приступили к операции и сделали ее свидетельницей сцены насилия против ее отца в отсутствие какого-либо сопротивления с его стороны. Это оказало огромное влияние на заявительницу и, по мнению Европейского Суда, означало неспособность властей предотвратить жестокое обращение с ней (пункт 67 постановления).
С учетом изложенного, по мнению Европейского Суда, было допущено нарушение позитивного материального обязательства, предусмотренного статьей 3 Конвенции, а также нарушение этой статьи Конвенции в ее процессуальном аспекте, поскольку эффективное расследование в этом отношении не проводилось.
В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по жалобе N 35061/04 "Абдулкадыров и Дахтаев против Российской Федерации" (вынесено 10 июля 2018 г. и вступило в силу 3 декабря 2018 г.), которым установлено нарушение статьи 3 Конвенции в ее материально-правовом аспекте (выразившемся в том, что заявители подверглись пыткам), а также в ее процессуальном аспекте (из-за отсутствия эффективного расследования по их жалобам), нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции ввиду того, что постановленный приговор основывался на показаниях, полученных в результате пыток, а также нарушение статьи 8 Конвенции, обусловленное их направлением для отбывания наказания в отдаленные исправительные учреждения, что нарушило их право на уважение семейной жизни в связи с отсутствием практической возможности членов их семей посещать их в этих учреждениях.
Суд отметил, что, по утверждениям заявителей о жестоком обращении в период нахождения под контролем милиции, внутригосударственные органы власти провели доследственную проверку, которая является начальным этапом работы с заявлением о преступлении в соответствии с российским законодательством. При этом обычно в случае обнаружения признаков преступления в ходе проверки следственные органы возбуждают уголовное дело (пункт 63 постановления).
При этом Суд напомнил свой вывод о том, что "само по себе проведение доследственной проверки, в соответствии со статьей 144 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, является недостаточным в случае, если органы государственной власти не выполнили стандартов проведения эффективного расследования по [обоснованным] жалобам на жестокое обращение со стороны сотрудников милиции, установленных в соответствии со статьей 3 Конвенции. Органы власти обязаны возбудить уголовное дело и провести надлежащее расследование путем выполнения всего комплекса следственных действий" (пункт 64 постановления).
Суд не увидел причин для иного вывода в рамках настоящего дела, в котором имелись правдоподобные утверждения о жестоком обращении, своевременно доведенные до сведения органов государственной власти. Суд пришел к выводу о том, что органы власти не провели эффективного расследования по жалобам заявителей на жестокое обращение в период нахождения под контролем милиции, как того требует статья 3 Конвенции. Соответственно, по мнению Суда, имело место нарушение статьи 3 Конвенции в ее процессуальном аспекте.
Что касается правовой квалификации допущенного по отношению к заявителям обращения, Суд напомнил: "он рассматривал обращение с тем или иным лицом как "бесчеловечное" в случае преднамеренного характера такого обращения, если оно имело место на протяжении нескольких часов беспрерывно или если в результате этого обращения был нанесен реальный физический вред человеку, либо причинены сильные физические или моральные страдания. Обращение признавалось "унижающим достоинство", если оно вызвало у жертв чувство страха, тревоги и неполноценности, способное оскорбить и унизить их и, возможно, сломить их физическое или психологическое сопротивление, или если оно вынудило жертву действовать против ее воли и совести. При определении того, должна ли конкретная форма жестокого обращения быть классифицирована как пытка, необходимо учитывать различия, закрепленные в статье 3 Конвенции, между этим понятием и понятием бесчеловечного или унижающего достоинство обращения. Как отмечено в предыдущих делах, целью Конвенции было посредством разграничения [заклеймить умышленное бесчеловечное обращение, причиняющее крайне]... серьезные и [жестокие] страдания. В дополнение к жестокости обращения существует целенаправленный элемент пыток, признанный в Конвенции ООН против пыток, которая в статье 1 определяет пытку как умышленное причинение сильной боли или страдания, чтобы получить сведения с помощью применения наказания или запугивания" (пункт 69 постановления).
С учетом изложенного Суд пришел к выводу, что неоднократные насильственные действия < 34 > , которым заявители подвергались со стороны сотрудников правоохранительных органов, с учетом их тяжести и цели, состоявшей в получении признаний, являлись пыткой (пункт 70 постановления).
< 34 > Заявители, по мнению Суда, подробно описали обстоятельства предполагаемого жестокого обращения. Они утверждали, в частности, что "сотрудники [правоохранительных органов] били и пинали их, били их дубинками, применяли электрошок, надевая им на головы противогазы или пластиковые пакеты, угрожали им изнасилованием и вымогательством. По словам второго заявителя, его также били по голове пластиковой бутылкой, наполненной водой, в то время как его голова была прижата к полу. Кроме того, лица, совершавшие эти действия, прыгали ему на голову всем весом, прижигали спину сигаретными окурками, били по пальцам лакированной палкой, пока его руки были прижаты к столу, угрожали продырявить ему руки скобками для степлера и застрелить его" (пункт 9 постановления).
Относительно предполагаемого нарушения пункта 1 статьи 6 Конвенции ввиду того, что постановленный в отношении заявителей приговор основывался на показаниях, полученных в результате пыток, Суд напомнил: "принятие признательных показаний, полученных в нарушение статьи 3 [Конвенции], автоматически делает уголовное судопроизводство в целом несправедливым, независимо от доказательной ценности признательных показаний, а также независимо от того, было ли их использование решающим в обеспечении вынесения приговора обвиняемому" (пункт 77 постановления).
Суд обратил внимание на то, что "[п]ри отказе в удовлетворении требований заявителей об объявлении неприемлемыми их признательных показаний на том основании, что они были получены под физическим принуждением, областной суд не провел надлежащей независимой оценки с целью установления, имелись ли основания для исключения этих показаний, предположительно данных "на фоне" жестокого обращения с заявителями, то есть с целью обеспечения справедливости судебного разбирательства. Вместо этого он сослался на решение следственных органов об отказе в возбуждении уголовного дела по предполагаемому жестокому обращению с заявителями, которое, как было установлено Судом, было основано на доследственной проверке, не удовлетворявшей требованиям статьи 3 [Конвенции]. Отсутствие тщательной оценки качества оспариваемого доказательства и обстоятельств, при которых оно было получено, не было исправлено внутригосударственными судами" (пункт 79 постановления).
В этих обстоятельствах Суд пришел к выводу о том, что, независимо от того, какую роль сыграли показания заявителей, полученные под физическим принуждением, в исходе разбирательства по уголовному делу в их отношении, такие доказательства сделали разбирательство в целом несправедливым. Следовательно, по мнению Суда, было допущено нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции.
Что касается предполагаемого нарушения статьи 8 Конвенции в связи с направлением заявителей в отдаленные исправительные учреждения для отбывания наказания в виде лишения свободы, выразившегося в ограничении их права на уважение семейной жизни ввиду отсутствия практической возможности посещения их в этих учреждениях членами их семей, то Суд признал, "что в обстоятельствах дела решения органов власти поместить заявителей в отдаленные исправительные учреждения для отбывания [наказания] являлись вмешательством в их право на уважение их семейной жизни" (пункт 91 постановления). Как следствие, Суд должен был определить, было ли это вмешательство оправдано в соответствии с пунктом 2 статьи 8 Конвенции, то есть было ли оно осуществлено "в соответствии с законом", преследовало ли оно одну или более законных целей, указанных в этом пункте, и было ли оно "необходимым в демократическом обществе" для достижения этих целей.
"Формулировка "в соответствии с законом", согласно позиции Европейского Суда, требует, чтобы оспариваемая мера имела определенные основания в национальном законодательстве и отвечала принципу верховенства права, который прямо упоминается в Преамбуле к Конвенции и неразрывно связан с объектом и целью статьи 8 Конвенции. Таким образом, закон должен отвечать качественным требованиям, то есть он должен быть доступен соответствующему лицу, а последствия его применения должны быть предсказуемыми" (пункт 93 постановления).
Суд отметил, что "решения ФСИН < 35 > [направить] заявителей в исправительные учреждения и последующие отказы перевести их в другие исправительные учреждения на основании уважения их семейной жизни были основаны на частях 2 и 4 статьи 73 и статье 81 УИК РФ, соответственно" (пункт 94 постановления).
< 35 > Федеральная служба исполнения наказаний.
В рассматриваемой связи Суд напомнил, что в деле "Полякова и другие против Российской Федерации" им "уже было установлено, что положения, содержащиеся в частях 2 и 4 статьи 73 и статье 81 УИК РФ, не удовлетворяли требованию "качества закона". Суд постановил, в частности, что части 2 и 4 статьи 73 не предоставляли возможности взвесить конкурирующие личные и общественные интересы и произвести оценку пропорциональности ограничения соответствующего статье 8 Конвенции права в контексте размещения заключенных с целью исключения из общего правила распределения, и что статья 81 УИК РФ не предоставляла заявителям никакой защиты от ее произвольного применения Федеральной службой исполнения наказания независимо от соображений, связанных с их правом на уважение семейной жизни" (пункт 95 постановления).
Из вышеуказанного вывода, который, по мнению Суда, полностью применим к настоящему делу, следовало, что вмешательство в право заявителей на уважение их семейной жизни не "соответствовало закону" по смыслу пункта 2 статьи 8 Конвенции. Следовательно, имело место нарушение статьи 8 Конвенции в отношении каждого заявителя (пункт 96 постановления).
См. также вышеприведенное постановление Европейского Суда по жалобе N 62798/09 "Артур Иванов против Российской Федерации" (вынесено 5 июня 2018 г., вступило в силу 5 сентября 2018 г.) < 36 > , которым установлено нарушение статьи 3 Конвенции в результате бесчеловечного и унижающего достоинство обращения с заявителем в милиции, а также, что отсутствовало нарушение статьи 13 Конвенции во взаимосвязи со статьей 3 Конвенции.
< 36 > См.: подраздел "Вопросы присуждения компенсации (возмещения ущерба) за допущенные нарушения прав и свобод человека. Определение размера такой компенсации" раздела "В сфере гражданско-правовых отношений".
В Верховный Суд Российской Федерации поступили неофициальные переводы постановлений Европейского Суда по жалобам, в результате рассмотрения которых установлено нарушение статьи 3 Конвенции в ее материально-правовом аспекте, а также в ее процессуальной части в связи с отсутствием эффективного расследования по заявлениям о жестоком обращении:
N 13768/06 "Божков против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 15 октября 2019 г.),
N 5859/07 "Бондаренко против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 15 октября 2019 г.),
N 22463/07 "Ботов и другие против Российской Федерации" и 8 другим делам (вынесено и вступило в силу 4 февраля 2020 г.), N 33373/07 "Авдюков и другие против Российской Федерации" и по 9 другим жалобам (вынесено и вступило в силу 3 марта 2020 г.);
N 59465/12 "Ворошилов против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 17 июля 2018 г.);
N 52673/07 "Григорьев против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 15 октября 2019 г.);
N 39619/09 "Ишевский и другие против Российской Федерации" и по 9 другим жалобам (вынесено и вступило в силу 4 февраля 2020 г.);
N 731/07 "Конаков против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 3 декабря 2019 г.);
N 17459/13 "Крютченко против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 26 июня 2018 г.);
N 45044/06 "Ксенз и другие против Российской Федерации" и по 5 другим жалобам (вынесено 12 декабря 2017 г. и вступило в силу 12 марта 2018 г.);
N 46192/07 "Малышев против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 3 марта 2020 г.);
N 68793/13 "Минибаев против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 3 декабря 2019 г.);
N 42265/06 "Неуймин против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 24 сентября 2019 г.);
N 47821/09 "Нигматуллин и другие против Российской Федерации" по 9 другим жалобам (вынесено и вступило в силу 4 февраля 2020 г.);
N 52796/08 "Овакимян против Российской Федерации" (вынесено 21 февраля 2017 г. и вступило в силу 21 мая 2017 г.);
N. 52550/08 "Панков против Российской Федерации" (вынесено 15 мая 2018 г., вступило в силу 15 августа 2018 г.);
N 57269/14 "Самесов против Российской Федерации" (вынесено 20 ноября 2018 г., вступило в силу 20 февраля 2019 г.);
N 14416/06 "Сергей Иванов против Российской Федерации" (вынесено 15 мая 2018 г., вступило в силу 15 августа 2018 г.);
N 2674/07 "Сергей Рябов против Российской Федерации" (вынесено 17 июля 2018 г., вступило в силу 17 октября 2018 г.);
N 3627/07 "Соковнин против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 5 марта 2019 г.);
N 2120/10 "Тиллоев против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 5 марта 2019 г.);
N 46248/07 "Шестопалов против Российской Федерации" (вынесен 28 марта 2017 г., вступило в силу 28 июня 2017 г.).
практика Комитета ООН по правам человека
Семен Сборнов против Российской Федерации. Соображения Комитета по правам человека от 25 июля 2019 г. Сообщение N 2699/2015 < 37 > .
< 37 > Автор утверждал, что его права по статье 7 Пакта, рассматриваемой в совокупности со статьей 2 (пункт 3) были нарушены, поскольку в случаях пыток государство-участник должно обеспечить эффективное средство правовой защиты. Он обратил внимание на то, что во время предварительного следствия сотрудники полиции подвергли его пыткам. Правоохранительные органы и суды не исключили его признательные показания, полученные под принуждением; напротив, они использовали их в качестве основания для его осуждения в нарушение статьи 7. Государство-участник не провело оперативного и эффективного расследования и не предоставило адекватного средства правовой защиты в связи с нарушением статей 7 и 2 (пункт 3).
Правовые позиции Комитета: бремя доказывания в отношении применения пыток или жестокого обращения не может возлагаться только на автора сообщения, особенно с учетом того, что автор сообщения и государство-участник не всегда имеют равный доступ к доказательствам и зачастую только государство-участник имеет доступ к соответствующей информации. Государство-участник обязано < 38 > провести оперативное, эффективное и независимое расследование < 39 > всех заслуживающих доверия утверждений о нарушениях статьи 7 Пакта. В этих обстоятельствах Комитет считает, что должное внимание следует уделить утверждениям автора сообщения о применении пыток и жестокого обращения (пункт 9.5 Соображений).
< 38 > Замечание общего порядка N 31 (2004) о характере общего юридического обязательства, налагаемого на государства - участники Пакта, пункт 15.
< 39 > См.: Замечание общего порядка N 20 (1992) о запрещении пыток или жестокого, бесчеловечного или унижающего достоинство обращения и наказания, пункт 14.
Оценка Комитетом фактических обстоятельств дела: автор утверждал - в ходе предварительного следствия по обвинению в убийстве он был избит сотрудниками полиции. В обоснование этого он показал, что был избит тремя сотрудниками полиции, одного из которых он назвал В. Один из сотрудников бил его ногами по рукам и ногам. На автора надели наручники, туго перевязали веревкой и держали в очень неудобном положении в течение полутора часов. В. бил его ногой по спине и почкам, требуя от него признания вины. В результате автор[у] [был причинен] моральный [вред], в том числе [автор] испытал физическую боль в области спины, рук и головы. Вскоре после избиений автор, испугавшись, подписал признательные показания в соответствии с указаниями полиции. Автор указал - правоохранительные органы и суды не исключили признательные показания, полученные от него под принуждением, а использовали их в качестве одного из оснований для его последующего осуждения. Официальные документы, касающиеся следствия, были подписаны адвокатом, выбранным следователем, и автор также подписал их. После его освобождения и возвращения в дом родителей мать автора вызвала скорую помощь по причине плохого самочувствия автора и боли, которую он испытывал. Она пожаловалась сотрудникам бригады скорой помощи на то, что ее сын был избит [сотрудниками полиции]. В результате автор 23 и 24 января 2013 г. находился в стационаре (пункт 9.2 Соображений).
Комитет посчитал, что в данном деле государство-участник не представило надежных доказательств того, что ни один сотрудник полиции не был причастен к жестокому обращению с автором и нанесению ему телесных повреждений и что состояние здоровья автора до его задержания полицией было неудовлетворительным. Он также обратил внимание - государство-участник не смогло убедительно продемонстрировать, что органы власти приняли действенные меры в связи с утверждениями автора о пытках и жестоком обращении (пункт 9.4 Соображений).
Комитет также принял к сведению утверждение автора о нарушении его прав по статье 14 (пункт 3 g)) [Пакта], поскольку он признал свою вину в совершении преступления под принуждением и его полученные под принуждением признательные показания послужили основанием для его последующего осуждения. Государство-участник напрямую не опровергло эти утверждения; вместо этого оно отвергло утверждения автора о пытках в целом. В отсутствие какой-либо другой значимой информации или доводов в материалах дела и в свете вывода о нарушении статьи 7 Пакта Комитет пришел к выводу, что рассматриваемый факт представляет собой также нарушение прав автора в соответствии со статьей 14 (пункт 3 g) (пункт 9.6 Соображений).
Выводы Комитета: представленная информация свидетельствует о нарушении государством-участником статьи 7, рассматриваемой отдельно и в совокупности со статьей 2 (пункт 3), а также статьи 14 (пункт 3 g) Пакта (пункт 10 Соображений).
По делу было высказано Особое мнение (несогласное) члена Комитета Жозе Мануэла Сантуша Паиша.
право на свободу и личную неприкосновенность
практика Европейского Суда по правам человека
В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по жалобе N 5859/07 "Бондаренко против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 15 октября 2019 г.), которым установлено нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции ввиду незарегистрованного задержания заявителя, а также статьи 3 Конвенции в ее материально-правовом и процессуальном аспектах из-за жестокого обращения с заявителем со стороны сотрудников правоохранительных органов.
Заявитель в том числе жаловался, что факт его содержания под стражей с 3 по 4 апреля 2006 г. в отделе милиции, поскольку задержание не было зарегистрировано и являлось произвольным.
Суд напомнил: "любое лишение свободы должно соответствовать цели, преследуемой статьей 5 Конвенции, а именно, защиты лица от произвола. Произвол возникает, например, в случае, когда присутствует элемент недобросовестности или обмана со стороны органов власти... Суд напом[нил] также, что непризнанное или незарегистрированное содержание лица под стражей является полным отрицанием основных гарантий, закрепленных статьей 5 Конвенции и чрезвычайно серьезным нарушением этого положения. ... Суд [отметил], наконец, что для определения того, находится ли человек в состоянии "лишения своей свободы" в соответствии с пунктом 1 статьи 5 Конвенции, нужно исходить из его конкретной ситуации и принимать во внимание совокупность таких критериев, как род, продолжительность, последствия и способ применения указанной меры" (пункт 29 постановления).
Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Суд обратил внимание на то, что "на внутригосударственном уровне было установлено, что 3 апреля 2006 г. около 16:00 заявитель был задержан дома и направлен в отдел милиции..., поскольку он подозревался в совершении вооруженного ограбления. С 18:35 до 21:44 следователь трижды допрашивал заявителя в качестве свидетеля по факту вооруженного ограбления; также по этому же поводу его "опрашивали" сотрудники правоохранительных органов, при этом "опрос" продлился до трех часов. Затем, в соответствии с версией сотрудников правоохранительных органов, заявитель вышел из отдела милиции, чтобы вернуться обратно на следующее утро" (пункт 30 постановления).
Таким образом, с учетом того, что с самого начала органы власти рассматривали заявителя в качестве подозреваемого в рамках следствия по факту [совершения деяния, содержащего признаки] преступления, о котором идет речь, Суд посчитал, что "допрос заявителя в качестве свидетеля являлся лишь поводом, чтобы удерживать его под своим контролем. В этих обстоятельствах [Суд посчитал] очень маловероятным, что вечером 3 апреля 2006 г. заявитель мог свободно покинуть отдел милиции" (пункт 31 постановления).
По мнению Суда, если даже предположить, что сотрудники правоохранительных органов отпустили заявителя после "опроса", Суд установил - пребывание заявителя в помещении отдела милиции с момента задержания [3] апреля 2006 г. < 40 > около 16:00 до, как минимум, окончания своего "опроса" сотрудниками правоохранительных органов, явля[лось] лишением свободы и содержанием под стражей по смыслу подпункта "c" пункта 1 статьи 5 Конвенции (пункт 32 постановления).
< 40 > Представляется, что исходя из контекста рассуждений Европейского Суда, речь должна идти именно о 3, но не о 4 апреля 2006 г.
Суд отметил: "содержание заявителя под стражей не было зарегистрировано. В самом деле, до 11:50 4 апреля 2006 г. не было составлено ни одного документа, касающегося задержания заявителя, тогда как УПК [РФ] предусматривает обязательное составление протокола задержания в [срок не более] трех часов после доставления подозреваемого к следователю..." (пункт 33 постановления).
Суд посчитал, что заявитель подвергся непризнанному и незарегистрированному содержанию под стражей.
Кроме того, обратил внимание Суд, в ходе своего незарегистрированного содержания под стражей заявитель не имел доступа ни к врачу, ни к адвокату и не пользовался гарантиями, предоставляемыми лицам, подозреваемым в совершении уголовно-наказуемого деяния, что сделало его особенно уязвимым для предполагаемого жестокого обращения (пункт 35 постановления).
Заявитель также пожаловался - под контролем милиции он подвергся обращению, которое он считал несовместимым со статьей 3 Конвенции, и что по факту его заявлений не было проведено никакого эффективного следствия. Европейский Суд установил нарушение статьи 3 в материально-правовых и процессуально-правовых аспектах.
В Верховный Суд Российской Федерации поступили неофициальные переводы постановлений Европейского Суда по жалобам, в результате рассмотрения которых было также установлено нарушение статьи 5 Конвенции в связи с незарегистрированным задержанием заявителей:
N 39619/09 "Ишевский и другие против Российской Федерации" и по 9 другим жалобам (вынесено и вступило в силу 4 февраля 2020 г.);
N 45044/06 "Ксенз и другие против Российской Федерации" и по 5 другим жалобам (вынесено 12 декабря 2017 г. и вступило в силу 12 марта 2018 г.);
N 68793/13 "Минибаев против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 3 декабря 2019 г.);
N 47821/09 "Нигматуллин и другие против Российской Федерации" и по 9 другим жалобам (вынесено и вступило в силу 4 февраля 2020 г.);
N 52796/08 "Овакимян против Российской Федерации" (вынесено 21 февраля 2017 г. и вступило в силу 21 мая 2017 г.).
В Верховный Суд Российской Федерации поступили неофициальные переводы постановлений Европейского Суда по жалобам, по результатам рассмотрения которых было установлено нарушение статьи 5 Конвенции в связи с лишением свободы в нарушение закона:
N 3627/07 "Соковнин против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 5 марта 2019 г.);
N 29729/09 "Хайруллина против Российской Федерации" (вынесено 19 декабря 2017 г., вступило в силу 19 марта 2018 г.).
В Верховный Суд Российской Федерации поступили неофициальные переводы постановлений Европейского Суда по жалобам, в результате рассмотрения которых установлено нарушение в отношении отдельных заявителей пункта 3 статьи 5 Конвенции ввиду чрезмерной длительности их предварительного заключения:
N 22463/07 "Ботов и другие против Российской Федерации" и по 8 другим делам (вынесено и вступило в силу 4 февраля 2020 г.);
N 39619/09 "Ишевский и другие против Российской Федерации" и по 9 другим жалобам (вынесено и вступило в силу 4 февраля 2020 г.);
N 47821/09 "Нигматуллин и другие против Российской Федерации" и по 9 другим жалобам (вынесено и вступило в силу 4 февраля 2020 г.);
N 33373/07 "Авдюков и другие против Российской Федерации" и по 9 другим жалобам (вынесено и вступило в силу 3 марта 2020 г.).
право на справедливое судебное разбирательство
(право на личное участие в судебном разбирательстве)
практика Комитета ООН по правам человека
Айдос Садыков против Республики Казахстан. Соображения Комитета по правам человека от 6 ноября 2019 г. Сообщение N 2431/2014 < 41 > .
< 41 > Автор утверждал, что он не был проинформирован ни об апелляционном слушании, ни о слушании по его замечаниям и жалобам относительно точности протоколов судебных заседаний. В результате эти слушания были проведены в его отсутствие, что представляет собой нарушение пунктов 2 и 3 d) статьи 14 Пакта.
Правовые позиции Комитета: пункт 3 d) статьи 14 Пакта предусматривает, что обвиняемые имеют право быть судимыми в их присутствии и что судебные разбирательства в отсутствие обвиняемых могут быть при некоторых обстоятельствах допустимыми в интересах надлежащего отправления правосудия, например в тех случаях, когда обвиняемые, хотя и уведомленные о судебном разбирательстве достаточно заблаговременно, отказываются осуществлять свое право быть судимыми в их присутствии < 42 > (пункт 7.2 Соображений).
< 42 > См.: Замечание общего порядка N 32 (2007) Комитета о праве на равенство перед судами и трибуналами и на справедливое судебное разбирательство, пункт 36.
Оценка Комитетом фактических обстоятельств дела: [были приняты] к сведению утверждения автора о том, что его право на защиту в соответствии с пунктом 3 d) статьи 14 Пакта было нарушено в ходе апелляционного слушания, поскольку он не смог принять участие в разбирательстве, несмотря на его просьбу. Комитет посчитал, пункт 3 d) статьи 14 применим к данному делу, так как суд рассмотрел вопросы факта и права и по-новому оценил вопрос о вине или невиновности. Комитет также обратил внимание на утверждение автора о том, что он подал письменную просьбу о личном присутствии на апелляционном слушании, однако эта просьба была проигнорирована. Комитет также принял к сведению утверждение автора, что он не смог принять участие в слушаниях, на которых рассматривался вопрос о точности протоколов судебных заседаний (пункт 7.2 Соображений).
Выводы Комитета: факты свидетельствуют о нарушении государством-участником пункта 3 d) статьи 14 Пакта (пункт 8 Соображений).
право на справедливое судебное разбирательство
(использование судом доказательств, предположительно
полученных в результате применения пыток,
бесчеловечного обращения)
практика Европейского Суда по правам человека
В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по жалобе N 2992/06 "Белугин против Российской Федерации" (вынесено 26 ноября 2019 г., вступило в силу 26 февраля 2020 г.), которым установлено нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в связи с тем, что ходатайство заявителя об объявлении его признательных показаний неприемлемыми не являлось предметом полного, независимого и тщательного рассмотрения и оценки судом первой инстанции.
Заявитель жаловался - его признательные показания должны были быть объявлены недопустимыми доказательствами по причине того, что он дал их в результате избиения полицией и в отсутствие адвоката.
Суд напомнил: "в его задачи не входит исправление фактических или правовых ошибок, предположительно допущенных национальным судом, если они не нарушили права и свободы, охраняемые Конвенцией. Несмотря на то, что статья 6 Конвенции гарантирует право на справедливое судебное разбирательство, она не устанавливает никаких правил допустимости доказательств как таковых, поскольку этот вопрос должен регулироваться, в первую очередь, национальным законодательством... Следовательно, в обязанность Суда не входит в принципе определение того, могут ли определенные виды доказательств, например, доказательства, полученные незаконно согласно национальному законодательству, быть приемлемыми, или был ли заявитель на самом деле виновен. Вопрос, на который Суд должен дать ответ, заключается в том, являлось ли производство, в ходе которого были получены данные доказательства, справедливым в целом. Это предполагает рассмотрение заявленного нарушения закона, а также, в случае нарушения другого гарантированного Конвенцией права, характера установленного нарушения" (пункт 67 постановления).
Суд повторил, что принятие признательных показаний, полученных в результате пыток или другого жестокого обращения в нарушение статьи 3 Конвенции в качестве доказательства с целью установления фактов в ходе судебных разбирательств по уголовному делу, приводит к несправедливости таких судебных разбирательств в целом. Этот вывод применяется независимо от доказательной ценности показаний и независимо от того, сыграли ли они решающую роль в вынесении обвинительного приговора. Суд также вновь обратил внимание - использование доказательств, предположительно полученных в результате жестокого обращения, всегда приводит к серьезным вопросам относительно справедливости судебного разбирательства, даже если признание таких доказательств не являлось решающим при вынесении приговора. Следовательно, даже в отсутствие приемлемой жалобы в соответствии со статьей 3 Конвенции Суд может принять для рассмотрения утверждения о жестоком обращении, с целью принятия решения о соблюдении гарантий, предусмотренных в статье 6 Конвенции.
По мнению Суда, "[п]ри определении того, было ли производство в целом справедливым, необходимо учитывать, были ли соблюдены права защиты. В частности, необходимо установить, имел ли заявитель возможность оспорить правомерность такого доказательства и возражать против его применения. Кроме того, необходимо принять во внимание качество доказательств, включая тот факт, ставят ли обстоятельства, в которых такие доказательства были получены, под сомнение их достоверность или точность... Принимая во внимание принцип презумпции невиновности и право подсудимого на оспаривание любого доказательства против него, суд, рассматривающий уголовное дело, должен осуществить полное, независимое и тщательное рассмотрение и оценку приемлемости и надежности доказательства, относящегося к определению вины подсудимого, независимо от того, каким образом это же доказательство может быть оценено в ходе любых других судебных разбирательств" (пункт 68 постановления).
Суд установил, что "9 июня 2006 г... областной суд признал заявителя виновным в совершении трех ограблений и убийства и [назначил наказание в виде] двадцати [лет] лишения свободы. При этом суд первой инстанции сослался, в числе прочих доказательств, на его признательные показания от 25 и 26 декабря 2002 г. Впоследствии заявитель отказался от всех показаний и указал, что они были получены под давлением. Он ходатайствовал перед судом первой инстанции о [признании] его показаний неприемлемыми. В поддержку своего ходатайства он сослался на отказ в возбуждении уголовного дела от 30 января 2003 г., добиваясь установления того факта, что его травмы были получены в ходе его задержания 25 декабря 2002 г., на заключение судебно-медицинской экспертизы от 30 декабря 2002 г... и показания, данные его родственниками, а именно, его матерью и сестрой, которые 27 декабря 2002 г., до слушания по вопросу о заключении под стражу, заметили на нем следы избиения" (пункт 69 постановления).
Европейский Суд обратил внимание на то, что суд первой инстанции не проигнорировал ходатайство заявителя о признании его показаний неприемлемыми, и осуществил проверку его утверждений о жестоком обращении. Он вызвал и допросил ряд свидетелей, а именно, - родственников заявителя, полицейских и секретаря, который присутствовал на слушании по вопросу о заключении заявителя под стражу. Он также рассмотрел медицинские доказательства, в частности, заключение судебно-медицинской экспертизы и медицинскую карту заявителя из ИВС < 43 > , а также другие доказательства, такие как видеозаписи допроса заявителя в качестве подозреваемого. В результате рассмотрения суд первой инстанции пришел к заключению - телесные повреждения заявителя были получены 27 декабря 2002 г., а именно после того, как он дал свои признательные показания, в ходе его второго задержания, когда полиция была вынуждена применить силу для преодоления его сопротивления. Следовательно, он указал о допустимости признательных показаний заявителя в качестве доказательств по уголовному делу (пункт 70 постановления).
< 43 > Далее - изолятор временного содержания.
Суд исследовал вопрос о том, рассмотрели ли внутригосударственные суды надлежащим образом возражения, приведенные заявителем в отношении надежности и доказательной силы его признательных показаний, и предоставили ли ему эффективную возможность оспорить их приемлемость и эффективно возразить против их использования. Он повторил в данном отношении, что при рассмотрении утверждений о том, что доказательства были получены в результате жестокого обращения, от суда первой инстанции может потребоваться осуществление доступа к тем же фактам и элементам, которые ранее являлись предметом рассмотрения органов следствия. Тем не менее, задача [Суда] заключалась не в рассмотрении индивидуальной уголовной ответственности предполагаемых правонарушителей, а в полном, независимом и тщательном рассмотрении вопроса приемлемости и достоверности доказательства. Принятие показаний в качестве доказательства, несмотря на достоверные утверждения о том, что они были получены в результате жестокого обращения, вызывает серьезные сомнения в справедливости судебных разбирательств (пункт 71 постановления).
Суд отметил, что "заявитель был задержан дважды, первый раз - 25 декабря 2002 г., и второй раз - 27 декабря 2002 г. Между двумя указанными датами он содержался под стражей в полиции и дал признательные показания, которые, как он указал, были получены в результате жестокого обращения. Из материалов дела след[овало], что в обоих случаях заявитель оказывал сопротивление и к нему была применена физическая сила... В результате [ему были причинены] определенные телесные повреждения, которые были задокументированы судебно-медицинским экспертом, который освидетельствовал его 30 декабря 2002 г., через три дня после его второго задержания полицией. Судебно-медицинский эксперт установил, что телесные повреждения заявителя могли возникнуть за три-пять дней до медицинского освидетельствования" (пункт 72 постановления).
Суд указал: "[н]есмотря на то, что указанное заключение было [отражено] судом первой инстанции в качестве [доказательства], подтверждающего версию стороны обвинения о том, что все телесные повреждения заявителя были получены 27 декабря 2002 г. в ходе его второго задержания, Суд отме[тил] - упомянутое заключение не включа[ло] подробное определение того, когда были получены телесные повреждения, но включа[ло] указание [на то], что телесные повреждения были получены за 3 - 5 дней до медицинского освидетельствования. Таким образом, упомянутое заключение явным образом [допускало] возможность получения травм до того, как были даны признательные показания. Тем не менее суд первой инстанции не [поставил] под сомнение способ выполнения судебно-медицинской экспертизы, в частности, посредством выяснения того, была ли предоставлена судебно-медицинскому эксперту полная информация об обстоятельствах задержаний заявителя, был ли эксперт осведомлен об утверждениях заявителя о жестоком с ним обращении и было ли эксперту предложено выразить свое мнение о степени соответствия между различными версиями происхождения телесных повреждений заявителя. Также суд не вызвал и не допросил судебно-медицинского эксперта с целью получения более подробных пояснений" (пункт 73 постановления).
"Суд первой инстанции также сослался на свидетельство, выданное должностными лицами ИВС, в котором было указано, что заявитель не имел телесных повреждений во время содержания под стражей в период с 25 по 27 декабря 2002 г. Тем не менее, после обоих задержаний, 25 и 27 декабря 2002 г., в медицинской карте заявителя, составленной в ИВС, было указано, что заявитель не имеет телесных повреждений..., хотя ясно, что как минимум в одном случае определенные телесные повреждения должны были быть зарегистрированы. Отсылка суда первой инстанции к упомянутому свидетельству, следовательно, не может развеять сомнения в отношении жалоб заявителя" (пункт 74 постановления).
При оспаривании медицинских доказательств, упомянутых судом первой инстанции, заявитель указал - они являлись неоднозначными и вызывающими сомнения в отсутствие заключений, описывающих обстоятельства его задержаний и необходимости использования физической силы против заявителя подготовленными полицейскими, которые принимали участие в инциденте и без какого-либо медицинского освидетельствования в кратчайший срок, когда он был доставлен в отделение полиции. Суд повторил - указанная мера в значительной мере обеспечила бы рассмотрение судом первой инстанции утверждений заявителя о том, что он также был избит после его задержания, в частности, принимая во внимание драку при его задержании. Такое медицинское освидетельствование не только позволило бы убедиться в том, что по состоянию здоровья он был годен для проведения допроса для допроса в полиции, но также являлось бы доказательством, что соответствующие телесные повреждения были получены до того, как заявитель был доставлен в отделение полиции и помогло бы судам при рассмотрении вопроса о достоверности его утверждений о жестоком обращении (пункт 75 постановления).
У Суда возникли аналогичные сомнения в отношении других доказательств, использованных судом первой инстанции для обоснования версии о том, что телесные повреждения заявителя были причинены ему 27 декабря 2002 г., а именно, показаний секретаря, присутствовавшего на слушании по вопросу о заключении под стражу 27 декабря 2002 г., и видеозаписи допроса заявителя от 25 декабря 2002 г. Хотя Суд готов был принять то, что телесные повреждения на лице заявителя едва ли могли остаться незамеченными, другие телесные повреждения, такие как - кровоподтеки на затылке, было трудно заметить. Дополнительно [секретарь суда] явно ограничила свои показания видимыми телесными повреждениями, тогда как адвокат, который представлял заявителя 25 декабря 2002 г. в ходе его допроса в качестве подозреваемого и в ходе проверки показаний на месте преступления даже не был допрошен. Таким образом, ни одно из доказательств, упомянутых судом первой инстанции, по мнению Европейского Суда, не имел решающего значения (пункт 76 постановления).
С учетом изложенного, Суд не смог не заключить: "суд первой инстанции не рассмотрел независимым и тщательным образом достоверные утверждения заявителя о том, что его признательные показания являлись результатом насилия со стороны полиции. Это являя[лось] еще более проблематичным, учитывая то, что все указанные показания, от которых заявитель впоследствии отказался, были даны в отсутствие адвоката. Более того, как минимум одно заявление было сделано в период, когда заявитель содержался под стражей без составления протокола о задержании и без предварительного уведомления о его правах в качестве лица, задержанного по подозрению в совершении... преступления" (пункт 78 постановления). Как следствие, Суд пришел к выводу - ходатайство заявителя о признании его показаний неприемлемыми не являлось предметом полного, независимого и тщательного рассмотрения и оценки судом первой инстанции. Следовательно, Суд не убедился, что заявитель располагал эффективной возможностью оспорить приемлемость своих признательных показаний и эффективно отказаться от их использования. Указанных соображений, согласно позиции Суда, было достаточно для того, чтобы прийти к выводу о нарушении пункта 1 статьи 6 Конвенции.
См. также вышеприведенное постановление Европейского Суда по жалобе N 35061/04 "Абдулкадыров и Дахтаев против Российской Федерации" (вынесено 10 июля 2018 г. и вступило в силу 3 декабря 2018 г.) < 44 > , которым установлено нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции ввиду того, что вынесенный в отношении заявителей приговор, по мнению Суда, основывался на показаниях, полученных в результате пыток.
< 44 > См.: подраздел "Запрет пыток, иного недопустимого обращения" раздела "В сфере уголовных и уголовно-процессуальных отношений".
В Верховный Суд Российской Федерации также поступили неофициальные переводы постановлений Европейского Суда по жалобам, по результатам рассмотрения которых установлено нарушение статьи 6 Конвенции в связи с тем, что вынесенные в отношении заявителей приговоры, по мнению Суда, основывались на показаниях, полученных в результате пыток (жестокого обращения):
N 52673/07 "Григорьев против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 15 октября 2019 г.);
N 42265/06 "Неуймин против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 24 сентября 2019 г.);
N 14416/06 "Сергей Иванов против Российской Федерации" (вынесено 15 мая 2018 г., вступило в силу 15 августа 2018 г.);
N 2674/07 "Сергей Рябов против Российской Федерации" (вынесено 17 июля 2018 г., вступило в силу 17 октября 2018 г.);
N 13128/06 "Уразбаев против Российской Федерации" (вынесено 8 октября 2019 г., вступило в силу 8 января 2020 г.).
практика Комитета ООН по правам человека
См. вышеприведенные Соображения Комитета по правам человека от 25 июля 2019 г. по делу Семен Сборнов против Российской Федерации < 45 > . Сообщение N 2699/2015. Комитет пришел к выводу, что признание вины заявителем вследствие принуждения и последующее его осуждение на основе этих показаний представляло собой нарушение прав автора в соответствии со статьей 14 (пункт 3 g)) Пакта.
< 45 > См.: подраздел "Запрет пыток, иного недопустимого обращения" раздела "В сфере уголовных и уголовно-процессуальных отношений".
право на справедливое судебное разбирательство (соблюдение
принципа презумпции невиновности). Нахождение подсудимого
в наручниках в ходе судебного разбирательства
практика Комитета ООН по правам человека
Кястутис Стасайтис против Литвы. Соображения Комитета по правам человека от 6 ноября 2019 г. Сообщение N 2719/2016 < 46 > .
< 46 > Ссылаясь на пункт 2 статьи 14 Пакта, автор утверждал, что его право на презумпцию невиновности было нарушено, поскольку на протяжении всего судебного процесса он содержался в металлической клетке в зале суда, а журналисты имели возможность сфотографировать его в наручниках. Таким образом, он был унижен на глазах широкой общественности и подвергнут бесчеловечному и унижающему достоинство обращению, в том числе в нарушение статьи 7 Пакта.
Правовые позиции Комитета: содержащееся в статье 7 [Пакта] запрещение дополняется позитивными требованиями пункта 1 статьи 10 Пакта, в котором предусматривается: "все лица, лишенные свободы, имеют право на гуманное обращение и уважение достоинства, присущего человеческой личности". [Комитет] ссылается также на свое [З]амечание общего порядка N 21 (1992) о гуманном обращении с лицами, лишенными свободы, которое налагает на государство-участник позитивное обязательство перед всеми лицами, лишенными свободы, гарантировать уважение их человеческого достоинства и обеспечить соблюдение их прав, закрепленных в Пакте, с учетом ограничений, неизбежных для закрытого режима (п. 3) < 47 > (пункт 8.8 Соображений).
< 47 > См. Пустовойт против Украины (CCPR/C/110/D/1405/2005) п. 9.2.
Что касается утверждений автора по пункту 2 статьи 14 Пакта, то Комитет напомнил о своей практике, которая отражена в пункте 30 его [З]амечания общего порядка N 32 [Статья 14: Равенство перед судами и трибуналами и право каждого на справедливое судебное разбирательство] и согласно которой "презумпция невиновности, имеющая основополагающее значение для защиты прав человека, возлагает обязанность доказывания на обвинение, гарантирует, что никакая вина не может быть презюмирована до тех пор, пока виновность не будет доказана вне всяких разумных сомнений, обеспечивает толкование сомнений в пользу обвиняемого и требует, чтобы с лицами, которым предъявляются обвинения в совершении уголовного деяния, обращались в соответствии с этим принципом". Кроме того, в ходе судебного разбирательства подсудимые по общему правилу не должны быть в наручниках или содержаться в клетках или каким-либо иным образом представать на суде в обличии, указывающем на то, что они могут быть опасными преступниками < 48 > . Средствам массовой информации следует воздерживаться от подачи новостей таким образом, который нарушал бы презумпцию невиновности (пункт 8.9 Соображений).
< 48 > См., например, Бурдыко против Беларуси (CCPR/C/114/D/2017/2010), п. 8.4; Селюн против Беларуси (CCPR/C/115/D/2289/2013), п. 7.5; и Гришковцов против Беларуси (CCPR/C/113/D/2013/2010), п. 8.4.
Оценка Комитетом фактических обстоятельств дела: Комитет принял к сведению жалобу автора о том, что во время судебного разбирательства он содержался в металлической клетке в зале суда, что по его мнению, было унизительным, причинило ему физическую боль и журналисты имели возможность сфотографировать его в наручниках. Автор утверждал, что такая мера безопасности, которую следует рассматривать как чрезмерную, равнозначна нарушению презумпции невиновности, представляет собой бесчеловечное и унижающее достоинство обращение в нарушение пункта 2 статьи 14 и статьи 7 Пакта соответственно (пункт 8.7 Соображений).
Комитет отметил, - государство-участник не доказало, что меры, принятые в отношении автора, соответствовали положениям пункта 2 статьи 14 Пакта. В частности, государство-участник не доказало, что содержание автора в наручниках в металлической клетке во время открытых судебных слушаний было необходимо в целях обеспечения безопасности или отправления правосудия и что не могло быть принято никаких альтернативных мер, согласующихся с правами автора. Более того, фотографии автора в наручниках были опубликованы в средствах массовой информации (пункт 8.10 Соображений).
Выводы Комитета: факты свидетельствуют о нарушении государством-участником статьи 7 и пункта 2 статьи 14 Пакта (пункт 9 Соображений).
защита прав несовершеннолетних в ходе осуществления
уголовного судопроизводства
практика Европейского Суда по правам человека
См. вышеприведенное постановление Европейского Суда по жалобе N 37735/09 "А. против Российской Федерации" (вынесено 12 ноября 2019 г., вступило в силу 12 февраля 2020 г.) < 49 > , где заявительница жаловалась на то, что необоснованное применение физической силы против ее отца во время его задержания в ее присутствии и обращение с ней сотрудниками правоохранительных органов нарушило ее права по статье 3 Конвенции.
< 49 > См.: подраздел "Запрет пыток, иного недопустимого обращения" раздела "В сфере уголовных и уголовно-процессуальных отношений".
запрет дискриминации
практика Комитета ООН по ликвидации расовой дискриминации
Салиф Белемвир против Республики Молдова. Мнение Комитета по ликвидации расовой дискриминации (далее - Комитет) от 24 ноября 2017 г. Сообщение N 57/2015 < 50 > .
< 50 > Заявитель утверждал, что поскольку суды отказались рассматривать наличие мотива расовой дискриминации по уголовному делу в отношении лица, осуществившего насилие к заявителю, были нарушены его право на эффективное средство правовой защиты и право на защиту в соответствии со статьей 6 Конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации.
Правовые позиции Комитета: Комитет отмечает, что в его компетенцию не входит оценка толкования национальными органами фактов и национального законодательства, за исключением случаев, когда принятые решения являются явно произвольными или иным образом равносильны отказу в правосудии < 51 > . Вместе с тем Комитет ранее также заявлял: "при наличии угроз насилия... на государство-участник возлагается обязанность провести расследование с должной тщательностью и оперативностью" < 52 > (пункт 7.2 Мнения).
< 51 > См.: Эр против Дании (CERD/C/71/D/40/2007), пункт 7.2.
< 52 > См.: Давас и Шава против Дании (CERD/C/80/D/46/2009), пункт 7.4.
Оценка Комитетом фактических обстоятельств: вопрос, стоящий перед Комитетом, заключался в том, выполнило ли государство-участник свое обязательство обеспечивать эффективную защиту и средства правовой защиты в компетентных национальных судах или других государственных институтах в случае любых актов расовой дискриминации, как это предусмотрено статьей 6 Конвенции [о ликвидации всех форм расовой дискриминации от 21 декабря 1965 г. (далее - Конвенция)] (пункт 7.2 Мнения).
Комитет отметил, что, хотя власти государства-участника провели расследование этого инцидента < 53 > , они квалифицировали его как акт хулиганства и не учитывали дискриминационный мотив, которым мог руководствоваться ответчик при совершении преступления, несмотря на многочисленные просьбы заявителя на различных уровнях и в различных государственных учреждениях, включая судебные органы. В своих представлениях государство-участник, по всей видимости, выразил согласие с тем, что власти страны, в частности прокуратура, должны были рассмотреть этот дискриминационный элемент. В силу этого Комитет посчитал, проведенное государством-участником расследование преступления являлось неполным, поскольку не учитывало дискриминационный мотив в действиях ответчика. Государству-участнику след[овало] принять во внимание этот аспект преступления, "поскольку любые правонарушения, совершенные по расовым мотивам, подрывают социальную сплоченность и общество в целом" < 54 > и зачастую наносят серьезный ущерб отдельным лицам и обществу. Кроме того, отказ государства-участника расследовать расовый мотив также лишил заявителя права на "эффективную защиту и средства правовой защиты от актов расовой дискриминации" < 55 > (пункт 7.3 Соображений).
< 53 > Заявитель сообщил, что 14 ноября 2013 г. примерно в 8 часов вечера он садился в общественный микроавтобус. Сев в микроавтобус, он позвонил одному из своих друзей; во время телефонного разговора он говорил на иностранном языке. Некто, кто позднее был опознан как С.И., начал оскорблять заявителя, обзывая его, среди прочего, "цыганом", "обезьяной", "индусом" и "негром". Затем С.И. совершил физическое нападение на заявителя, нанес ему несколько ударов в лицо и по туловищу. Со своей стороны, г-н Белемвир не совершал никаких насильственных действий. В результате побоев на его теле образовалось несколько кровоподтеков, а лицо распухло. С.И. был задержан прямо на месте преступления, благодаря помощи со стороны лиц, которые, будучи очевидцами нападения и оскорблений, вызвали полицию.
< 54 > Общая рекомендация N 31, пункт 15.
< 55 > См.: Давас и Шава против Дании, пункт 7.5.
Выводы Комитета: установлен факт нарушения статьи 6 Конвенции.
Тексты приведенных документов, принятых договорными органами ООН, размещены по адресу: URL: http://www.ohchr.org/EN /HRBodies/Pages/TreatyBodies.aspx.
Неофициальный перевод текстов постановлений Европейского Суда по правам человека получен из аппарата Уполномоченного Российской Федерации при Европейском Суде по правам - заместителя Министра юстиции Российской Федерации.
В текстах в основном сохранены стиль, пунктуация и орфография авторов перевода.